Греция также приобрела новых граждан, но ценой катастрофически неразумной военной кампании против якобы ослабленных турок. Придя к убеждению, что наступил подходящий момент для реализации «великой идеи» — воссоединения всех исторических эллинских поселений, бывшего главенствующим принципом национализма страны после получения независимости в 1832 году, Греция в июне 1919-го вторглась в Малую Азию. Сначала кампания была успешной, и греческая армия дошла почти до Анкары, будущей столицы Турецкой республики, но затем Кемаль, триумфатор сражения на Галлиполи, сумел организовать контрнаступление и в сентябре 1922 года нанес греческой армии поражение. Согласно Лозаннскому мирному договору, подписанному побежденной Грецией и победившей Турцией в 1923-м, страны обменивались национальными меньшинствами, населявшими их территории. В результате греки покинули прибрежные города в восточной части Эгейского моря, где они жили со времен Гомера и даже раньше, и более 1.000.000 беженцев присоединились к 4.000.000 греков, проживавших на основной территории страны, причем для многих переселенцев, давно потерявших связь с греческой культурой, родным языком был турецкий. Бедность, в которую они погрузились, и недовольство, которое принесли с собой, стали причинами классовой ненависти, вылившейся в 1944–1947 годах в гражданскую войну.
Таким образом, одна балканская проблема, собственно и спровоцировавшая Первую мировую войну, после ее окончания трансформировалась в другие балканские проблемы, сохранившиеся до начала Второй мировой и не исчезнувшие даже в наши дни. Если бы кто-то из Габсбургов сегодня воскрес, он имел бы основания спросить, что изменилось. Конечно, в Восточной Европе — колыбели Первой мировой войны — произошли большие перемены, хотя в основном в результате безжалостного территориального и этнического перекраивания региона, которой осуществил Сталин на волне побед советской армии в 1945 году. В конце концов империи исчезли, и последней из них стал СССР. Одни национальные меньшинства ушли с территорий Польши, а также современных Чехии и Словакии, но другие остались, в первую очередь в тех странах, где Сталин не сделал всю свою «работу», — в Румынии, Венгрии и бывшей Югославии. Впрочем, и сегодня иностранные правительства требуют от сербских властей наказывать своих политических преступников, точно так же, как этого требовали Габсбурги в 1914-м. Иностранные войска присутствуют в долинах рек Сава и Дрина, как в 1915-м. Это не поддается объяснению.
Но тогда невозможно объяснить и Первую мировую войну. Причины ее непонятны. Точно так же, как и развитие. Почему процветающий континент на вершине своего успеха как источника и носителя мирового богатства и силы, переживавший расцвет интеллектуальной и культурной жизни, решил рискнуть всем? Чего добился для себя и что мог предложить миру в лотерее жестокого междоусобного конфликта? Почему, когда через несколько недель после начала этого конфликта возникла надежда быстро и решительно его разрешить, воюющие стороны тем не менее настаивали на военных мерах, мобилизовались для тотальной войны и в конечном счете бросили свою молодежь в мясорубку взаимного уничтожения, совершенно бессмысленного? Возможно, это было дело принципа, однако принцип святости международного договора, вынудивший Британию вступить в войну, не стоил той цены, которую пришлось заплатить за его соблюдение. Другим принципом была защита национальной территории, и за него сражалась Франция, невзирая на почти невосполнимый ущерб для страны. Договоры о взаимной безопасности — именно этот принцип лежал в основе заявлений Германии и России — защищались до такой степени, что потеряло смысл само понятие безопасности. Казалось бы, удовлетворение очевидного государственного интереса — мотив Австрии и самая старая из причин войны — привело к прямо противоположному результату, поскольку империя Габсбургов рухнула и, стало быть, интересов у нее не осталось.
Естественно, никто не мог предвидеть последствия, однако приобретенный опыт вполне можно было спроецировать на будущее. Перспективы первых солдат 1914–1918 годов — вероятность ранения или гибели — быстро становились неизбежностью. Их поведение — тоже загадка. Почему миллионы безымянных людей, неразличимо бесцветных, лишенных тех крупиц славы, которые традиционно скрашивали жизнь воинов, нашли в себе силы продолжать войну и верить в ее цели? А они верили. Это одна из неоспоримых истин Великой войны. В лабиринте окопов на Западном и Восточном фронте господствовал дух товарищества, превращавший незнакомых людей в братьев, а верность своему подразделению становилась кровными узами, которые связывали солдат до самой смерти. Людей, сидевших рядом в окопах, взаимозависимость и готовность к самопожертвованию соединяли сильнее, чем самых близких друзей в мирное время. Это самая большая загадка Первой мировой войны. Если бы мы могли понять любовь и ненависть, которые в ней проявились, это приблизило бы нас к разгадке тайны человеческой жизни.
Библиография