Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

Разразившаяся канонада в позапрошлую ночь была в стороне Икскюль — Берземюнде[685]. Случилось для нас уж очень что-то постыдное и нехорошее, многих-де из 52-го стрелкового Сибирск[ого] полка надо повесить, выразился начальник штаба; ожидают подробных донесений, а они — как и все и всегда, выразился инспектор артиллерии, будут полны лжи и передержки… Настроение штабных высшего ранга не из веселых, возмущаются российской бестолочью, неправдой и всякой скверной, приводится при этом богатая казуистика из текущих событий дня, но… но… без логических умозаключений, ч[то]б[ы] мало-мальски разрешить проклятый вопрос, да что же, наконец, надо сделать, ч[то]б[ы] нам на Руси не жилось так мерзопакостно? Военный следователь полковник Дмитревский сообщил, что усиленно перлюстрируются все письма — и наши, и нижних чинов; письма солдатиков все более и более звучат в минорных нотах; одного из таких солдатиков он поневоле под нажимом начальства должен будет предать суду («за ропот!»). «Право-то правом, — говорит он, — у нас в судейском ведомстве, а политика-то политикой, и ничего не поделаешь!» «Не безопасно нам, — прибавил он, — писать теперь и дневники!» Благодарю — не ожидал! Какой ужас! Ведь эдак, чего доброго, при нашем суде, при наших судьях и меня могут счесть за крамольника! Инкриминировать будут и мои добропорядочные отношения с «Земгором». Инспектор артиллерии всегда недоволен нашими распорядками: больно-де начальство горячится и волнуется, вносит в дело нервность и бесплодное дерганье и путаницу, солдаты-де не особенно охотно идут на проволоку!! Очень нелестного мнения он о Горбатовском, получившем-де фуксом «Георгия» на шею! Какой разврат вносят в человечество все эти давания чинов и орденов! Хотелось бы мне видеть такую страну, в к[ото] рой все жили бы и работали без расчета на получение за свою деятельность как[их] -либо чинов и внешних знаков! […]

14 мая. […] Прислали «последнее слово» техники — 25 тысяч на корпус противогазов-респираторов, опробованных высокой комиссией, председательствованной самим нашим верховным «Сумбур-пашой» Ольденбургским. Проделал я нек[ото]рую репетицию, надевши эти противогазы на своих двух фельдшеров: уже через 2 минуты они стали задыхаться! А этими противогазами предписано переснабдить всех, стоящих теперь на позициях! Какое-то творится с нами наваждение, не от внутреннего ли все немца? Все мы будто бы сходим с ума. По дальнейшем испытании этих противогазов я не премину в случае их негодности поднять скандал криком: «А ведь король-то голый!» Неужели и в изготовлении этих новейших противогазов не без участия все та же афера и спекуляция, все то же наше «патриотическое» мародерство? Масса из означенных респираторов пришла без необходимых составных частей; видны наша обычная нервная спешка и халатность.

Пришла «очередная» партия, на этот раз — из Оренбурга[686], отправленная оттуда 6 апреля, окороков, всяких колбас — более 1000 пудов — вся сгнившая!! Вся-то наша Россия гниет! Дай Бог, если еще не с корня! […]

15 мая. Восхитительная погода. Штаб корпуса устроил прощальный обед уезжающему на Кавказ начальнику штаба Кальницкому; на обеде был и Радко-Дмитриев; я вместе с инспектором артиллерии сидел против него. Между прочим зашла речь о том, не ослабляется ли воинственный дух наших солдат тем, что ежедневно в общей прессе стали появляться целые отделы «Слухи о мире». Нек[ото]рыми было предложено запретить печатать этих отделов, с ними согласился и Радко. Со стратегической и вообще военной точки зрения они, может быть, и правы, но политически, мне кажется, они близоруки: не могут они учуять, что само правительство в настоящее время, наверное, заинтересовано в распространении этих слухов о мире, чтобы мало-помалу психологически подготовить и общество, и народ к предстоящей вскоре ликвидации столь несчастно сложившейся для нас войны путем прекращения дальнейших бесплодных жертв и предупреждения еще более горших бед. Ближайшее будущее покажет, насколько мои предвидения оправдаются. Разговор еще зашел о том, какие, кроме того, меры принять относительно наших бегунов и всех сеющих в войсках смуту; Радко высказался за широкое применение к ним расстрела по его принципу для военного времени — «лучше десять невиновных казнить, чем одного виновного не наказать»[687]. […] В Земский союз приехал на вакационное время профессор Юрьевского университета] по зоологии Сент-Илер[688], послужить в действующей армии — разодетый в военную форму, с навешенной шашкой, со шпорами, при кобуре!.. Придумывают, какое бы ему здесь дать дело. Кроме зоологии, ни к чему не горазд! Дома же ему летом от скуки, видимо, не усиделось. Жалкий комик! […]