Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

Куропаткин, бывший сегодня в штабе у нас, приказал дать отдых войскам корпуса и покормить их горячей пищей, к[ото]рой они были лишены все время боев. Генерал Федоров удивляется рассуждению Радко-Дмитриева, что-де мы должны сломить тевтонов, так как их против нашего корпуса сражается какой-н[и]б[у]дь один полк! Действительно, не в одном лишь превосходстве количества шапок — сила! «Не идет наш поезд, как идет немецкий». Вокруг штаба рвутся снаряды.

К вечеру было возвратился в Ригу, ч[то]б[ы] немного отдышаться, как получил предложение сопровождать и опять ехать к позициям с вновь приехавшим гастролером — начальником] санит[арной] части фронта Двукраевым, помпадуром, столичным хлыщом. Дальше, конечно, перевяз[очных] отрядов он не проехал и все время любовался лишь картиной полета аэропланов и стрельбы по ним нашими зенитными пушками, услаждая себя, как гоголевские мужики («доедет колесо до деревни N или нет?»), размышлением — собьет ли разорвавшаяся шрапнель аэроплан или нет? В результате — ограбление у меня и времени, и сил впустую, в ущерб живому делу… Пишу наскоро, то и дело отрываясь… […]

6 июля. Чудная светлая погода. «И бысть утро, и бысть вечер — день четвертый».

За сутки из корпуса вывезено до 3000 чел[овек] раненых. За 5-е число в 13-й дивизии одних раненых, убитых и пропавших без вести до 4000 человек! В 46-м и 47-м полках выбит половинный состав, из него офицеров до ³/₄. Прегрустные вещи порассказал батюшка одного из этих полков, взывая к необходимости отыскать виновника(!) наших неудач. Потери нашего корпуса огромны; ни одного почти пленного немца[734]; в соседнем 6-м [корпусе] взято пленных около 70 чел[овек].

Сегодня с 5–6 часов вечера предназначена артиллерийская подготовка к новой атаке. Вероятно, это будет последним экзаменом корпуса, и в случае новой неудачи нас за массовым избиением выведут в резерв для пополнения. Все эти «взятия первой-второй-третьей линии окопов» оказываются мифом; ни мы, ни 6-й корпус не стронулись почти с места. Перед нами своего рода Верден! Рига переполнена ранеными; впечатление от огромного их скопления на жителей потрясающее. Куропаткин всех утешает, и хотя другими словами, но взывает все к тому же тройному терпению. И в этом он прав. И терпеть нам надо, но только не пассивно, а активно, если еще не сто, то во всяком случае несколько десятков лет, пока не народятся в России вместо панургова стада баранов — истинные граждане своего отечества, к[ото]рые могли бы сами устраивать свое благополучие в соответствии с своими потребностями без благопопечительных о них забот у власти стоящих мародеров — хищных пастырей, полагающих души овец своих себе на потребу.

Долгов, ведя дневник, в настоящее время старается особенно подробно изложить все события предпринятой операции и, вероятно, не без цели личной реабилитации на случай, если бы у него отняли корпус и отчислили в резерв. Сегодня я ему говорю, что весьма и весьма интересно было бы ознакомление со всеми человеческими документами текущей кампании хотя бы через 100 лет; он ответил, что это будет возможно, может быть, и через 25 лет! Есть история и история… Придется ли сегодня Радко-Дмитриеву опять выгонять из окопов в атаку наших «чудо-богатырей»? […]

7 июля. С раннего утра покатил в автомобиле на войну. Предполагавшаяся вчера атака — не состоялась. Мой генерал Федоров сегодня рвет и мечет, возмущаясь нашей растяпостью. […] Положение наше можно уподобить тройке лошадей, когда левая пристяжка повернула налево, корневик стал посреди дороги, а правая повернула назад; кучер же, распустивши длинно вожжи, управляет, сидя в вагоне… Устраиваем и готовим себе своего рода Фермопилы; никакой организации, никакой объединенности в действиях! Лебедь, рак и щука!

Радко-Дмитриев для подбодрения командного состава и солдат высказывает ехидное предложение, «не нужны ли его ноги», ч[то]б[ы] идти впереди полков? А нужны-то, мне думается, не ноги его, а его голова! Продолжать начатую операцию будет теперь 6-й корпус; действует в настоящий момент его 3-я Сибирская дивизия; наш же корпус здорово истрепан (приблизительно до 20 тысяч потерь), и ему дана задача не дразнить пока немцев.