Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

28 марта. Ночью небольшой дождь, днем же — ясно.

Члены Государственной] думы отправились утром в другие дивизии нашего корпуса. Общая офицерская жалоба, что с солдатами теперь нет сладу и нет никакой среди них дисциплины. Многими из них проявляется плохо скрываемое злобно-мстительное отношение к своему начальству. Психологически все понятно: посеяли ветер — пожинайте теперь бурю! […]

29 марта. […] Утром часов около 5-ти внезапно проснулся от оглушительного взрыва брошенной, очевидно, невдалеке, бомбы с окаянного аэроплана. С воссиявшей на Руси свободой я стал особенно боязлив, как бы так глупо не сделаться жертвой бессмысленного действия слепого случая.

Закончили свой объезд частей корпуса члены Государственной] думы; вынесенное им впечатление — это глубокое отчуждение офицерства от солдат и солдат от офицерства.

Получена преогромнейшая телеграмма от Временного правительства с подробной мотивировкой, анонсирующая о необходимости значительного сокращения как продовольственных, так и фуражных дач. От наших «православных» сермяжных бородачей уж слышится ропот, что-де была, мол, густая туча, да пошел-то из нее мелкий дождь!.. Создается благоприятная почва для самой черносотенной демагогии. Людская толпа требует чуда: сделай их сейчас же счастливыми! Либеральная прогрессивная интеллигенция в благородных своих побуждениях сотворила себе кумира в лице обездоленного по ее масштабу народа — как нежные, сердобольные родители делают себе кумиром своих детишек, желая всячески их сделать счастливыми. Но всегда ли родительская забота делает их таковыми?! И всегда ли родители получают от них справедливую к себе оценку и заслуженную признательность?! Не рискуют ли дети от широко предоставленной им свободы искалечить и себя, и родителей?! Боюсь, что «православные» в конце концов, как лягушки в крыловской басне, запросят себе царя. […]

31 марта. Солнечный голубой день. Великая пятница. Получены для посева огородные семена. Оборудован уже у меня огород. Но не суждено нам воспользоваться плодами: пришла телеграмма от Щербачева, что начиная с 8 апреля начнется смена нашего корпуса 22-м; наш, как истрепанный и истомленный, перейдет в резерв, вероятно — в Коломыю. Телеграмма не сулит ему продолжительного отдыха, а взывает все «напрячь последние силы» для отражения врага. А последние-то силы уже все израсходованы. Каким-то безумным издевательством звучат все эти и приказные, и газетные призывы к продолжению войны до победного конца, могущему привести к нашему самоуничтожению и самопогребению со всеми завоеванными нами драгоценными свободами! Надо потерять всякое чувство и понимание реальной действительности, ч[то]б[ы] как Милюков настаивать на утопии — необходимости овладения Константинополем, проливами и сокрушении прусского самодержавия. Откуда мы возьмем силы для доведения до такого конца кампании, обещающей в этом случае обратиться в кампанию без конца? Как ни прелестна перспектива такого достижения, но не надо закрывать себе глаза на то, что армии наши теперь накануне еще горших поражений, чем случившееся уже на Стоходе, — это «первое предостережение», откуда надо нашим государственным умам постараться сделать правильные логические и психологические выводы и немедленно же иметь мужество хотя бы и скрепя сердце, по принципу ex duobus malis minimum eligendum est[908], поставить точку на попытках достижения в данный момент недостижимого — только бы остаться нам при столь великолепной свободе! Чхеидзе[909] и Керенский смотрят на дело более здраво и, видимо, не разделяют шовинизма Милюкова. А боюсь я, ох как боюсь, что при дружном наступлении немцев по-макензеновски — все наши «православные» возьмут, да и побегут как стада баранов, и с большей даже стремительностью, чем бывало раньше. Дай Бог, чтоб оказаться мне здесь плохим пророком. Одно ведь дело нашим «православным» там, в тылу, манифестировать, а другое — быть лицом к лицу с могучим неприятелем при создавшейся полной деморализации в войсках, при продолжающемся еще кризисе в транспорте, продовольствии, снаряжении и т.д. Все это надо мудро учесть и не очень-то уж рыпаться относительно разных константинополей…

АПРЕЛЬ

[…]

4 апреля. […] Приехавший из штаба армии наш «наштакор», назначенный комендантом Выборгской крепости, передавал мне, что настроение в штабе растерянное, о наступлении и не помышляют — лишь бы Господь привел хоть удержаться на занятых позициях! Военные наши нотабли из фаворитов павшего царизма, не чувствуя теперь под собой твердой почвы для своего укрепления, уже пишут всепреданнейшие обращения к Брешко-Брешковской… […]