Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

1 сентября. […] Около 5 час[ов] вечера прибыли ко мне врачи первого лазар[ета] 8-й Сибирск[ой] дивизии, сообщившее] мне, что они, следуя по приказу на Свенцяны, попали под расстрел, что немцы завладели этой станцией, а также Подбродзе, и прут к востоку наперерез жел[езной] дороги от Вилейки на Полоцк:, перерезано и забрано будто бы неприятелем много наших обозов, в том числе продовольственный] транспорт 3-го Сибирск[ого] корпуса. Врачи спрашивали, как им быть, т[а]к к[а]к потеряли связь с дивизией и боятся, что лазарет их со всем имуществом, прибывший в Вилейку, попадет в руки неприятеля. Я, признаться, скептически отнесся к показаниям коллег, и объяснил все это лишь их мандражом… Но великое мое было удивление, когда, гуляя, я уже поздно вечером зашел к судейским и увидел, что они поспешно укладываются; на вопрос, в чем дело, мне отвечали, что немецкая кавалерия в 25 верстах от Вилейки и заняла уже станцию Кривичи[561]. Что, думаю, за диковина — отправился к коменданту города Иванцову; оказывается, и у него идет спешная укладка. На вопрос, почему я лишь случайно узнаю, что обстановка наша так внезапно изменилась, он отвечал, что послал мне официальное извещение уже часа 4 назад! Дал мне прочитать телеграмму от дежурного генерала штаба, в коей предписывается ему безотлагательно заняться подысканием помещения под штаб со всеми его учреждениями и частями — под Молодечно и его окрестностях. При мне уже была им получена другая телеграмма с приказанием от начальника штаба разыскать генерала Потапова[562] и передать ему ее; в телеграмме говорилось, что неприятель подступил к Ишане и Широковщине[563], что-де надо собрать все имеющиеся в наличии войсковые силы, ч[то]б[ы] удержать противника. Канцелярия коменданта переполнилась массой офицерских чинов, к[ото]рые возбужденно осыпали его вопросами; для всех было полной неожиданностью случившееся. Все волновались; картина полной растерянности; кто в лес — кто по дрова. Каждый старался лишь о том, ч[то]б[ы] вперед других удрать из грязной истории. Волнение объяло все население благословенной Вилейки. Ночь была претемная, а комендант скомандовал, ч[то]б[ы] все обозы уже выступали теперь же, не дожидаясь рассвета. Наступил неописуемый кавардак, бестолковое метание всех из стороны в сторону; не чувствовалось мощной авторитетной командной руки. Слухи нарастали один другого тревожнее. Стали искать Потапова — никто не знает где и даже кто он; послали казаков…

Прощай, моя тихая келейка, оставляю здесь собранные баклажаны, к[ото]рые нельзя увезти; скоро и я уложился. Обоз, за неимением жел[езно]дор[ожного] подвижного состава, должен был идти; я с судейскими около 12 ч[асов] ночи засел в первый отходящий в Молодечно воинский поезд, набитый людьми, как бочка селедками; поместился кое-как на тормозе товарного вагона; слева на горизонте пылали зарева пожарищ; соседями моими оказались новобранцы; один из них в разговоре с товарищем об успехах противника с досадой выразился: «Да что это такое — Бог ли, черт ли все помогает германцам!» […] Перед выездом из Вилейки узнал, что в Парфяны идет на выручку целый корпус 1-й армии.

Около 3 час[ов] ночи прибыли в Молодечно. Долго проскитался с судейцами, ч[то]б[ы] найти себе приют до утра; вокзал переполнен народом; кое-как раздобыли на запасном пути вагон — грязный-прегрязный, где и заночевали; при шагании по рельсовым путям в темноте упал и здорово расшибся. При спешности и внезапности выезда моего из Вилейки не удалось приобрести порядочной толики сушеных белых грибов, к[ото]рые мне обещал достать городов[ой] врач.

2 сентября. Вокзал переполнен публикой — военной и беженцами. Людской муравейник: толкаются, бегают, в воздухе сплошной гул. Приехавший только что офицер из Вильно, бывший в штабе, уверяет, что вчера там было «все спокойно». С утра же узнаем, что связь между Молодечно и Вильно прервана, так как на станциях Сморгонь[564] и Залесье[565] уже орудует неприятель. Мы оказались разъединенными со штабом. Началась обычная бестолочь. А слухи о приближении неприятеля к[а]к со стороны Вилейки, так и с запада, становились все тревожнее и тревожнее; начальник станции сообщил, что уже Пруды[566] заняты неприятелем (в 13 верстах к западу от Молодечно). По-видимому, в критическом положении очутились и 1-я, 3-я, 10-я армии[567]; и с Лидой-то сообщение будто бы прервано. Оставалась одна коммуникационная] ниточка — на Минск. Старшие офицеры общего отдела Иванцов и Новосильцев с остальными потеряли головы, все же решили уходить на Ужу[568] — за 20–25 верст на Минскую дорогу. […]