Великая война без ретуши. Записки корпусного врача

4 февраля. […] Около 10 час[ов] вечера выехал на Псков. Около 1 часу ночи пересел на поезд, отходящий из Пскова на Венден. В Пскове на вокзале развевались флаги. Встретился со следовавшим по тому же пути, как и я, генералом Долговым[631], назначенным командиром того же корпуса, в к[ото]ром я буду корпусным врачом. Я был обрадован этой комбинацией, т[а]к к[а]к знаю Долгова за образцового и деликатного человека. Отпадает для меня, таким образом, крупный «внутренний» враг, чувствую вследствие этого полную готовность бороться с внешним врагом доидеже есьм. Из разговоров со словоохотливым Долговым узнал, что он был отчислен от командования 19-м корпусом, был в резерве, весьма убедительно доказывает, что сделался жертвой сплетен и интриг за действия корпуса под Иллукстом[632]; Плеве-де — выживший из ума старикашка; Боже мой, как послушаешь его — что за вавилонское столпотворение творится у нас в штабах армий! Хотя для меня сей генерал один из симпатичных военачальников, но все же красной нитью проходят у него преобладающие над другими расчеты на звонкую монету, на узко-карьерные цели; корысть и нажива — самые главные движущие пружины нашего командного состава, льющие же кровь массы — жертвы их настроений, личных домогательств и фокуснических проделок — это лишь навоз. Передавал мне об аудиенции у государя в Ставке, где собраны были всевозможные] иностранные агенты и был к[акой]-то наш преосвященный… Всевластная роль Фредериксов, воейковых… Государь играет лишь роль орудия у хитрых и ловких царедворцев. Китайские церемонии при представлении и за завтраком… кошмарные картины универсального лишь себяустройства потеплее, безопаснее и похлебнее. Виден лишь апофеоз самого грубого эгоцентризма. Что же нас выручит? Что нам принесет победу? Может ли быть конечное торжество самодурства, произвола и надругательства над здравым смыслом?.. Повспоминали с Долговым о генерале Парском, теперь начальнике дивизии, — человеке несомненно достойном, но скромном и честном, а потому остающемся в тени и даже немилости… Бывший командир Фанагорийского полка Гришинский[633], в боях под Замостьем бросивший полк и бежавший, — теперь, благодаря красавице жене, хорошо устроился в штабе к[акой]-то армии и уже генерал! Галкин, начальник штаба 46-й дивизии, оказался, по уверению Долгова, жуликом и аферистом; начальник гренадерской дивизии Добрышин, бросивший дивизию, под суд не попал и тепло устроился начальником] штаба Казанск[ого] в[оенного] округа; начальник артиллерии 25-го корпуса Н.В. Коханов (ettu, Brute![634]) — и тот оказался как и все: всяческими неправдами тщетно добивался Георгиевского креста — до нахальства!

5 февраля. […] Около 2 часов дня прибыл в Венден — городок, очень напомнивший мне Марграбово; остановился в гостинице «Балтишер Гоф». Атмосфера — немецкая! Чистота, аккуратность. […]

После обеда зашел в штаб 12-й армии, побывал в санитарн[ом] отделе; начальником его после Беккаревича (врача) назначен как[ой]-то недотыкомка-полковник Арнольд[635]; он так был передо мной сконфужен, что поторопился с ужимками скорее мне представиться… Гнетущее впечатление циничного надругательства военных властей над санитарией и медициной, и вообще — над здравым смыслом и совестью! Арнольд в разговоре со мной, глупо похихикивая, сказал, что он скоро на ³/₄ будет доктором!! Так в нашей «испрохвостившейся» Руси повелось, что пироги печь приставляют сапожника, сапоги же тачать — пирожника.

Мой 37-й корпус только что формируется и составляется из сборных и, пожалуй, всяких сбродных частей; входящие в него дивизии 120-я и 121-я стоят под Ригой, куда не премину вскоре же и съездить. Штаб корпуса тоже лишь формируется, пока будет здесь — в Вендене. […]

6 февраля. Солнечный, веселый день; природа представляет зимний ландшафт; район расположения учреждений штаба армии напоминает Швейцарию. Ночь проспал покойно; сверх ожидания, не оказалось ни одного клопа; вот что значит — хоть бедная обстановка, но чистая. Представлялся командующему армией Горбатовскому, оставлен был в штабе обедать вместе с своим командиром Долговым. Мой корпус представляет [собой] пока нечто аморфное, части его еще пока влиты в другие корпуса, не выделены, санитарные же его учреждения формируются чуть ли не в Казани. […]

Прибыл начальник штаба генерал Васильев[636], произвел на меня впечатление не из симпатичных — видно, что неврастеник и малого удельного веса человек аферистического типа.