Великая война и деколонизация Российской империи

Продвигаясь вперед, Красная армия подступила к колониальным окраинам, где во время войны и революции так быстро распространялись антиимперские настроения. Один за другим вожди белого движения отступали под натиском коммунистов. Добровольческая армия дала слабину и сдалась в конце 1919-го – начале 1920 года, после безуспешной попытки дать бой в Крыму. В ноябре 1920 года ее потрепанные остатки бежали с родной земли на кораблях. Арест адмирала Колчака в январе 1920 года позволил красным закрепить контроль над Сибирью и восстановить связи между Советами Центральной России и Центральной Азии. Большевики брали, теряли и заново брали Киев несколько раз в течение 1918 и 1919 годов, пока наконец не захватили его окончательно после советско-польской войны 1920 года. Армения, Грузия и Азербайджан также были присоединены в 1920 году на волне битв и политических склок между партиями русских и этнических меньшинств, находящейся на грани краха Османской империей и Великобританией. Итак, когда народы, проживающие в нерусских областях империи, впервые столкнулись с большевистским правлением, перед ними предстали революционеры из числа рабочего класса, в основном русской национальности, и офицеры и солдаты Красной армии, также полностью им чуждые.

Такой была имперская дилемма, вставшая перед всеми политическими и военными деятелями в Гражданскую войну Борьба происходила по большей части на нерусских территориях и была на глубинном уровне подвержена влиянию благожелательного или враждебного настроя местного населения, однако основные ее участники были не только чужаками, но и напоминали о годах колониальной агрессии. Местные силы устраивали восстания, и некоторые из них, например Рада и банда «зеленых» Нестора Махно в Украине, добивались громадных успехов. Но у этих группировок было еще меньше шансов объединиться на основе общего дела, чем у столь же рассеянных и разобщенных белых армий. Так как же могли «русские» армии действовать и создавать союзы с учетом наследия великорусского империализма?

Именно этот вопрос вожди белого движения в итоге не сумели ни сформулировать, ни осознать. Как мы уже видели, Деникин воспринимал в штыки саму мысль о появлении независимых сил в дорогой его сердцу империи и активно препятствовал любой возможности сотрудничества не только с лидерами Грузии и Украины, но и – при случае – с теми самыми лидерами казачества, которые принимали его на Дону и Кубани. Колчак поступал не лучше, а изменение позиции Врангеля по этому вопросу в 1920 году пришло в буквальном смысле слишком поздно и оказалось бесполезным.

С другой стороны, большевики находились в гораздо лучшем положении для того, чтобы разрешить эту дилемму. В самой первой своей партийной программе они подчеркивали, что поддерживают самоопределение наций [Smith 1999:14]. Большевики извлекли политические преимущества из этого заявления в 1917 году, сумев продемонстрировать, что раньше многих приняли на вооружение лозунг мира и деколонизации. И вот теперь, во время Гражданской войны, они пожинали плоды своей сепаратистской политики. Определенная часть партии всегда с подозрением относилась к продвижению национальной повестки, опасаясь, что это подорвет классовую солидарность. Данная группа настаивала на том, чтобы отказаться от озвученного лозунга и перейти непосредственно к постнациональной коммунистической платформе. Ленин, однако, держался твердо. Наследие империи не могло исчезнуть в одночасье. Не только представители других национальностей рассматривали вторгавшиеся к ним и занимавшие их земли войска русских как имперские – даже русские из «красных» с оружием в руках с большой долей вероятности были склонны проявлять шовинизм и действовать соответственно. Требовалось постоянно проявлять предосторожность, чтобы коммунистическое предприятие не превратилось в имперский проект как практически, так и в восприятии людей. В то же время, как мы наблюдали, Ленин в глубине души был сторонником централизации. В действительности он вовсе не желал, чтобы в 1920 или 1921 году регионы самостоятельно выбирали себе вождей и политику, так как опыт Гражданской войны очень ясно показал, что местные правители склонны идти путем независимости. С его точки зрения, идеальным решением были бы должностные лица из местных, которые убедили бы свое население, что лучший способ «определить» свое политическое будущее – это принять руководство Центрального комитета в Москве. К сожалению, таких местных лидеров не существовало или было очень мало.