Великая война и Февральская революция 1914–1917 гг. Воспоминания генерал-майора Отдельного корпуса жандармов, начальника императорской дворцовой охраны Николая II

Офицеры передавали все это тем, кто их навещал, и с первых же дней по всем войсковым частям Царского Села пошли сплетни о том, что делается в госпитале. Будучи осведомлен о том из нескольких источников, я доложил обо всех этих слухах генералу Воейкову и высказал мнение, что Вырубову необходимо убрать из военного госпиталя и самое лучшее – оборудовать ей палату на дому, в ее же квартире. Генерал был того же мнения, но дела это не изменило. Больная оставалась там же, и лечение ее было поручено женщине-врачу Гедройц. Гедройц пользовалась большою симпатией императрицы, но репутация ее как врача была далеко не важная. И позже, когда Вырубова осталась калекой на всю жизнь – она хромала, – она сама, да и многие другие говорили, что тому виною исключительно госпожа Гедройц.

Катастрофа с Вырубовой вернула к ней ослабевшие очень в последнее время симпатии ее величества. Катастрофа послужила к сближению подруг, дружба которых приходила к концу. А с возвратом подруги становился ближе ко дворцу и старец Григорий, который, с началом войны, отошел было в сторону и потерял прежнее внимание их величеств. Катастрофа пролила и новый свет на отношения между Распутиным и Вырубовой. Было распространено мнение, будто бы они были в близких, интимных отношениях. Так говорили кругом. И тем более я был поражен, когда лейб-хирург Федоров сказал мне, что, делая медицинское исследование госпожи Вырубовой еще с одним профессором вследствие перелома бедра, они неожиданно убедились, что она девственница. Больная подтвердила им это и дала кое-какие разъяснения относительно своей супружеской жизни с Вырубовым, с которым она была разведена. Это обстоятельство, исключавшее физическую близость между Распутиным и Вырубовой, заставило тогда очень задуматься над сущностью их отношений. Сам Распутин рассказывал своим друзьям, что катастрофа с Аннушкой еще теснее связала их, что он еще больше полюбил ее и что она сделалась для него «дороже всего на свете, даже дороже царей».

22 января государь выехал в Ставку. Это было уже четвертое путешествие. Из новых лиц государя сопровождали гофмаршал Долгоруков и флигель-адъютант Мордвинов. Долгоруков, или Валя, как называли его близкие, был одним из друзей детства государя и был пожалован во флигель-адъютанты еще в 1896 году. Он был сын от первого брака графини Бенкендорф. Мордвинов был любимым адъютантом великого князя Михаила Александровича, но оставил его из-за женитьбы.

В нашем поезде перемен не было. Сойдясь после завтрака, начали разговаривать о Распутине и катастрофе с Вырубовой. Было интересно слышать мнение людей, вращавшихся в разных кругах общества. Оказалось, что в разных кругах высказывалось одно и то же сожаление, что Вырубова выжила. С ее смертью связывали падение влияния Распутина. В этом были все убеждены. К ней все относились враждебно. Враждебно относились и все мы, ехавшие в свитском поезде, враждебно относились и лица, ехавшие с государем. И все за ее близость к Распутину, за ее поддержку Распутина перед царской семьей. Вне этого Вырубова была очень симпатична. Единственным человеком, расположенным к Вырубовой и Распутину, при поездках государя, являлся Н.П. Саблин.

Но, конечно, при встречах с Анной Александровной все оказывались самыми расположенными к ней людьми, готовыми на все услуги. Такова жизнь. Правда, к Распутину никто не шел. Саблин не в счет.

23 января прибыли в Ставку. Красиво было в лесу, куда продвинулся поезд. Ясный морозный день. Кругом глубокий снег. Застыли, покрытые снегом, сосны. Веселый зимний пейзаж. Бодрящий воздух.

Государь долго работал с великим князем и его помощниками. Настроение в Ставке было спокойное, хотя немцы нажимали на Бзуре[30] и Равке[31] и на Карпатах. Командующий Юго-Западным фронтом Иванов приезжал в этот день в Ставку и делал доклад государю. Он был спокоен. В работе – утром в штабе, а вечером у себя в вагоне – прошел для государя и следующий день. В кабинете генерала Данилова появилась доска с надписью: «Его императорское величество государь император Николай II, во время своих пребываний в Ставке, изволил ежедневно выслушивать в настоящем помещении доклад по оперативной части в 1914–1915 гг.». В этот же день государь принимал варшавского генерал-губернатора Енгалычева. Был у Всенощной, вечером вновь занимался с великим князем.

25-го, в воскресенье, государь был у обедни, после чего обходил свой Казачий полк. Расспрашивал о подвигах, жаловал награды. Подойдя к красавцу уряднику 5-й сотни Семену Маслову, государь спросил, за что он получил первый Георгиевский крест.

– За атаку на эскадрон 13-го Уланского Прусского полка, ваше императорское величество.

– Как это было? – спросил государь.

– Это было, ваше императорское величество, 29 октября 1914 года. Рано утром мы, одиннадцать человек, вызвались охотниками произвести разведку. Был густой туман. Шли осторожно и наткнулись на немецкий разъезд. Но все-таки мы сомневались: они или наши?