Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг.

Но были в то время и люди, которые убеждали государя не идти на уступки, а бороться с наступающей катастрофой репрессивными мерами. Яркими представителями этого течения явились: бывший министр Н. А. Маклаков и И. С. Щегловитов.

Маклаков после убийства Распутина написал государю письмо, в котором указывал на начавшуюся анархию, на начавшийся штурм власти. Письмо произвело большое впечатление. Маклакова даже хотели призвать к власти, но он куда-то уехал, и дело почему-то расстроилось.

8 января Маклаков был принят государем. Он передал государю записку, составленную Говорухо-Отроком[139], которая являлась как бы дополнением к записке кружка Римского-Корсакова. Записка указывала, между прочим, что введение в России Конституции поведет к гибели России. Более правые партии будут разбиты левыми, а затем — «затем наступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник».

Записка доказывала, что России свойствен лишь монарх неограниченный и старая народная формула «Народу мнение, а царю решение» является единственно приемлемой для России.

Щегловитов также стоял за борьбу с левой общественностью в Государственной думе, но бороться с ней он хотел посредством правого общественного мнения. С этой целью, по его мысли, и был обновлен состав Государственного совета.

14 января Щегловитов представил государю весьма содержательную записку правых «Русских православных кругов г. Киева». Давая картину происходящих в стране непорядков, записка намечала меры к их устранению. То была целая программа борьбы с левою общественностью. Записка была составлена членом Думы священником Митроцким, и подача ее наделала много шуму в Думе.

Записка очень понравилась государю. Его величество подчеркнул многие места и положил резолюцию: «Записка, достойная внимания». Государь передал записку премьеру Голицыну, и ее должны были обсудить в Совете министров.

Эти выступления правых, особенная серьезность Щегловитова и юношеская запальчивость Маклакова очень встревожили оппозиционные и революционные круги и подтолкнули их лидеров действовать дружнее и решительнее.

Государь внимательно выслушивал все мнения, как бы они ни противоречили его личным взглядам. Государь был категорически против дарования ответственного министерства, то есть против Конституции, особенно во время войны. Вот какой произошел у государя в тот месяц разговор по этому поводу с приехавшим по вызову его величества из Ялты в Царское Село личным зубным врачом его величества Сергеем Сергеевичем Кострицким.

Зная, что Кострицкий объехал много городов, побывал даже на Кавказе, куда его вызывал великий князь Николай Николаевич, государь, любивший приходить в кабинет Кострицкого (оборудованный во дворце) и беседовать с ним, спросил его однажды:

— Что нового, как настроение в стране?

Кострицкий извинился, что будет откровенен и затронет вопросы, которые его профессии не касаются, и рассказал государю о всеобщей тревоге, о многих непорядках и затруднениях в тылу. Он высказал предположение, что, может быть, дарование ответственного министерства, о котором все говорят, и внесло бы успокоение в общество и принесло бы пользу стране.

Государь помолчал и сказал: «Это выгодно». Кострицкий не понял, удивился. Заметив его удивление, государь пояснил, что это, конечно, было бы очень выгодно для него (государя) лично, так как сняло бы с него много ответственности. Но он заметил, что даровать во время войны ответственное министерство он не находит возможным.

— Сейчас это неблагоприятно отразится на фронте. А вот через три-четыре месяца, когда мы победим, когда окончится война, тогда это будет возможно. Тогда народ примет реформу с благодарностью… Сейчас же все должно делаться только для фронта.

И не раз в те дни государь говорил с Кострицким об ответственном министерстве и не раз утверждал, что даст его стране, но только по окончании войны.

— Вот закончим войну, там примемся и за реформы, — говорил государь в те же дни другому лицу, — сейчас же надо думать только об армии и о фронте.

Будучи против дарования Конституции во время войны, будучи часто недоволен действиями Государственной думы, государь, однако, не поддавался убеждениям тех, кто уговаривал его уничтожить Думу. Вопреки этим советам, государь повелел возобновить сессию Государственной думы и Государственного совета с 14 февраля, что было очень не по душе Протопопову.

Когда Протопопов, в отсутствие Государственной думы, убеждал государя подписать манифест о даровании равноправия евреям и об отчуждении земель в пользу крестьян, государь заявил, что эти вопросы столь важны, что их должны рассмотреть государственные законодательные учреждения.

Государь верил в здравый смысл и патриотизм Государственной думы. Он не допускал мысли, что Дума может пойти на какой-либо государственный переворот во время войны. Он верил в преданность армии и ее начальников, и эта вера еще более успокаивала его относительно невозможности переворота.