Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов

Смеется даже и "Старец". Эта интрига лишь показывает насколько "Толстый" провинциален, не серьезен и легкомыслен. Кроме того, продолжал Мануйлов, отношения Хвостова с Распутиным портятся. Все кончится большим скандалом... Увидя мой изумленный взгляд, Мануйлов сказал: - "Вы увидите, Александр Иванович, что все окончится большим, очень большим скандалом..." И Мануйлов залился смехом и пообещал предупредить меня о том скандале вовремя. На прощанье он предупредил меня, что, по словам Распутина, Царица очень недовольна генералом Воейковым, которого недолюбливал "Старец". Мы расстались. Сведения Мануйлова были верны, но только он преувеличивал свою роль. Штюрмер был вызван к Государю, несколько дней не сообщался ни с кем даже и по телефону, а 20 января состоялось его назначение Председателем Совета министров. Горемыкин, не веривший в свой уход до последнего момента, получил очень милостивый рескрипт и чин действительного тайного советника.

Давнишнее желание широких политических кругов сбылось. Горемыкин ушел. Однако назначение Штюрмера было встречено с недоумением и сначала очень сдержанно. Когда же в общество стали просачиваться слухи, при чьей поддержке он получил свое назначение, к нему начали относиться недоброжелательно и даже враждебно. Сперва его просто бранили за то, что он стар и ставленник Распутина, но вскоре на него стали и клеветать. Кричали, что он немец, сторонник сепаратного мира с Германией, член немецкой партии. И так как сделалось известным, что назначению содействовала Царица, клеветы по адресу Их Величеств усилились.

28 января Государь выехал на фронт. Царица по нездоровью даже не могла проводить его на Павильоне. Весь январь Государыня чувствовала усталость, подавленное настроение. Отсутствие Ее Величества обсуждалось среди сопровождавших Государя лиц. Его нельзя было не жалеть. Ему приходилось так много и ответственно работать и дома у него так было нехорошо и неспокойно. Болели два самых дорогих существа - жена и Наследник.

29 января Государь прибыл на Двинский или Северный фронт, войсками которого командовал генерал Плеве. Маленький, скрюченный, крайне болезненный, Плеве отличался необычайной твердостью, энергией и железной волею. Везде где бы он ни был во время великой войны, он покрыл себя заслуженною славой. Его правой рукой, главным помощником с начала войны и до назначения его главнокомандующим фронтом, являлся генерал Е. К. Миллер. В ночь перед приездом Государя у Плеве было кровоизлияние и утром, бледный как полотно, он насилу держался на ногах.

Утром в тот день императорский поезд остановился на ст. Вышки в 28 верстах от крепости Двинск. На платформе встретил почетный караул от Кабардинского Его Величества полка. В 1914 году караул от этого же полка встретил Его Величество на Кавказе, в Саракамыше. Видимо Государю было приятно вновь видеть своих Кабардинцев. Кроме

Плеве, встречали командующий армией генерал Гурко и генерал Миллер. Среднего роста, сухощавый, живой Гурко привлекал невольно внимание и тем более, что по слухам он дружил с А. И. Гучковым, считался либералом и его причисляли к тем офицерам генерального штаба, которых называли "младотурками". Название, появившееся после Японской войны. Поехали к войскам. В четырех верстах от станции, около шоссе, близ леса, было выстроено две тысячи человек, считая по два человека с офицером от каждой роты, эскадрона, команды и в полном составе две кавалерийских дивизии и одна казачья. Парадом командовал лихой кавалерийский генерал Павлов, несколько лет тому назад командовавший Л.-Гв. Уланским Ее Величества полком, в Петергофе. Про него и в мирное время ходило много легенд.

Ясное, морозное утро. Государь тихо объезжал войска, отдельно говорил с частями, благодарил солдат и офицеров. Затем обратился с общей ко всем речью. - "Я счастлив, что мог прибыть сюда и увидеть хотя бы представителей вашей доблестной, пятой армии"... звонко звучали слова Государя. - "Горжусь, что нахожусь во главе одной из наших армий, которую составляете вы, молодцы"... Речь Государя была особенно задушевна. Не менее задушевное неслось и "Ура" в ответ Государю. А когда оно стихло, подавшийся вперед на стременах генерал; Гурко, в лихо заломленной папахе, как-то особенно вдохновенно отчетливо произнес:

- Во свидетельство нашей готовности отдать все силы за Царя и Родину и во славу Государя Императора Самодержца Православной Руси наше русское громовое "Ура"! И из тысячи уст вырвалось действительно громовое Ура.