Царская Ставка, успокаиваемая до 27 февраля относительно происходивших в Петрограде событий Императрицей Александрой Федоровной через Государя и военным министром Беляевым через ген. Алексеева, не обладавшая к тому же правильной информацией ни со стороны Дворцового коменданта, ни со стороны военных властей, Царская Ставка, в эти роковые для России дни, обладая всею полнотой верховной и военной власти и силами многомиллионной армии, опоздала в действиях относительно подавления революции на несколько дней. Царская Ставка начала принимать соответствующие меры только с позднего вечера 27-го февраля, когда законное правительство уже самоупразднилось в Петрограде
27 февраля, понедельник, было первым действительно тревожным днем в Ставке. Утром Воейков доложил Государю полученную им ночью телеграмму Протопопова, приведенную в гл. 32-ой. Она описывала беспорядки 25 и 26 числа, но и успокаивала, что арестован "революционный руководящий коллектив" и, что 27 февраля часть рабочих намеревается приступить к работам. То, что министр лжет, уменьшая серьёзность происходящего, не улавливали.
На утреннем докладе в Штабе Алексеев доложил сначала сведения по фронту, затем перешел к Петрограду и представил полученные за ночь телеграммы: 1) председателя Совета министров Голицына, поданную 26 февр. в 1 ч. 58 м. ночи, которая сообщала, что указ о роспуске Г. Думы и Г. Совета опубликовывается утром 27 числа (см. гл. 32) и 2) и. д. начальника Гвардейских запасных частей полковника Павленкова, поданную в 1 ч. 40 м. ночи, который доносил Государю, что "26 февраля из толпы тяжело ранен командир зап. бат. Л.-гв. Павловского полка полковник Экстен и ранен того же полка прапорщик Редигер. Телеграмма, по лаконичности, являлась шарадой.
Затем Алексеев доложил телеграмму, полученную им от Родзянки, приведенную в предыдущей главе. Трескучий пафос и агитационный характер телеграммы обесценивали ее верные мысли. Государю могло казаться, что Родзянко преувеличивает опасность и, как всегда, шумит и шумит. Алексеев доложил и то, что такую же телеграмму получили главнокомандующие: Брусилов, Рузский, Эверт и что Брусилов уже прислал Алексееву телеграмму, в которой просил доложить Его Величеству: "По верноподданнейшему долгу и моей присяге Государю Императору считаю себя обязанным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу".
Факт втягивания высшего командования в политику, о чем не раз предупреждали Государя, был налицо. Государь никогда не позволявший Алексееву касаться внутренней политики, на этот раз долго беседовал с Алексеевым. На ответственное министерство Государь категорически не соглашался. Но с мыслью, что необходимо назначить особое лицо для урегулирования продовольственного и транспортного дела Государь был согласен. Однако, никакого окончательного решения относительно Петрограда принято не было. Доклад затянулся. Государь опоздал к завтраку и это встревожило всех знавших аккуратность Государя.
Кругом уже только и говорили о беспорядках, о стрельбе в Петрограде, о бунте в Павловском полку. За завтраком Государь казался озабоченным.
После завтрака, перед прогулкой, Государю были принесены от Алексеева телеграммы от Хабалова и от Беляева.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное