Результат необдуманных махинаций Ллойд Джорджа проявился на конференции в Кале, проходившей 26–27 февраля. Она знаменовала собой важную веху в продолжении союзниками войны. Побуждаемый Ллойд Джорджем, Нивелль выдвинул предложение, согласно которому силы Британской империи во Франции становились контингентом французской армии, а британский главнокомандующий «возвеличивался» до генерал-адъютанта. Хейг и Робертсон были возмущены, Ллойд Джордж и сам был захвачен врасплох. Французы, когда поняли, как их использовали, были сильно растеряны. В конечном счете было достигнуто компромиссное решение, согласно которому британские экспедиционные силы сохраняли свою самостоятельность и собственное командование, но Хейг был подчинен Нивеллю на время наступления, план которого был намечен в общих чертах. Вторая конференция, состоявшаяся в Лондоне в начале марта, когда британское правительство уже лучше представляло себе ситуацию в целом, подчеркнула эту существенную оговорку. Какое-то время Нивелль пытался действовать так, как будто ее не существовало, а Хейг был подчиненным ему командиром, как любой французский командующий группой армий. Но это положение существовало недолго – его разрешила сама война, а также новый политический кризис во Франции, который серьезно подорвал позиции Нивелля. Очень скоро он оказался в странном положении, когда стал искать поддержки со стороны Хейга против собственного правительства. Опасность решений, принятых в Кале, лежала в другом: в нарушении доверия между гражданскими и военными главами британских вооруженных сил, которое до конца так и не восстановилось. Для Германии это стало неожиданной победой, своего рода добровольным даром.
Горькая ирония хитросплетений Кале заключается не в оскорбленных чувствах или выдвинутых там необоснованных претензиях, а в действиях, шедших в то время на поле боя, которые делали смешным все происходившее в коридорах власти и на совещаниях в кабинетах. Немцам теперь необходимо было решить задачу трансформации стратегического поражения в тактическое превосходство. Первые признаки их отхода на новую линию Гинденбурга были замечены незадолго до конференции в Кале. «Важные события имели место на фронте 5-й британской армии. Враг отошел назад на 18 тысяч ярдов… Наш авангард встретил лишь слабое сопротивление…» – писал Хейг 25 февраля. Будучи чрезвычайно самоуверенными, Нивелль и его офицеры вовсю превозносили свой план выигрыша войны; масштаб их подготовки перед лицом врага был таков, что сохранить секретность было сложно в любом случае, хотя для этого были сделаны некоторые попытки. Оценив свои резервы, немцы логично заключили, что без многого могут обойтись, и начали постепенно отходить, оставляя после себя опустошенную землю. То, что казалось единичным явлением на фронте 5-й британской армии (Гоу), распространилось направо – на зону действия северной группы французских армий (Франше Д'Эсперэ), отнимая у Нивелля треть его линии наступления. Несмотря на все усилия Гоу и Д'Эсперэ, а более активных командиров трудно было найти, союзники были не в состоянии точно установить положение немецких войск. Для преследования боевых порядков врага конница оказалась совершенно бесполезной; направлявшаяся к траншеям пехота, всегда поддерживаемая массированным артиллерийским огнем, не могла действовать самостоятельно, артиллерия отставала, застревая на разрушенных дорогах или в ледяных болотах, свой непрошеный вклад в торможение наступления внесли мины-ловушки.
Первым из лидеров союзников правильно проанализировал намерения немцев фельдмаршал[19]
Хейг: «Судя по всему, его цель заключается в следующем: дезорганизовать наше наступление, вынуждая нас атаковать без прикрытия с флангов, заставляя таким образом попусту терять время; измотать наши войска, вынуждая нас на каждом этапе заново готовиться к атаке… воздействовать на моральный дух союзников, вызывая в них разочарование тем, что враг способен ускользать от них на каждом последующем этапе, несмотря на их отчаянные усилия предотвратить это». Его вывод был таков: «Целесообразность броска Нивелля с каждым днем уменьшается». Это было противоположно собственным убеждениям Нивелля, выраженным в начале марта. Он заявил, что отход немцев целиком в интересах союзников, и на этом основывал свое решение