Повторилась старая, мучительно знакомая история. Еще раз пережили пулеметный обстрел: пулеметы, разбросанные в глубине и тщательно замаскированные, косили передовую французскую пехоту. Из воспоминаний участника: «Это был праздник их дьявольского оружия, они разбрызгивали смерть беспрепятственно, как струи из душа. Никогда прежде их не было сразу так много». Французы для поддержки наступления использовали 80 танков, но они подошли поздно, пробираясь по земле, изрытой снарядами, найдя свою пехоту измученной. Участник событий вспоминал, что им приходилось нелегко: «Каждый танк, будучи обнаруженным противником, тотчас окутывался огнем и дымом, вокруг него взрывался залп за залпом, и если он еще мог двигаться, то шел вперед в частоколе взрывов». Их потери были очень высокими. Французским воздушным силам также не удалось утвердить свое господство в воздухе. Артиллерия после первой стадии боя ослепла и часто стреляла по собственной пехоте. Неудачу усугубила нехватка осветительных и сигнальных ракет. Серьезно ощущалась нехватка оружия, например гранат. Потери пехоты неуклонно росли, становились частными ужасные инциденты, когда целые волны ее попадали под перекрестный огонь пулеметов или заградительный огонь. Стало очевидно, что на фоне масштабных французских приготовлений самонадеянность стала причиной непростительной небрежности, многие детали не были учтены, возможные многочисленные трудности легкомысленно отбрасывались в сторону. Нигде это не проявилось так трагически, как в медицинских войсках: им было приказано подготовиться к поступлению 10 тысяч раненых, по собственной инициативе они подготовили места еще для 5 тысяч – на самом деле их оказалось 90 тысяч. Сразу после полудня немцы начали контратаку, к вечеру французы уже потеряли большую часть территории, завоеванной с таким трудом.
События показали, что войну нельзя выиграть за сорок восемь часов. Теперь возник вопрос: можно ли прервать сражение (как обещал Нивелль), если его результат окажется сомнительным? Ответ был неизменным, как в Вердене, при Аррасе, как позднее при Пасшанделе, – нет, нельзя. Большие наступления порождали ответные, контратаки превращали небольшие бои в сражения. Они переходили, в свою очередь, в затяжные действия. Манжен старался утешить себя такими размышлениями: «Возможно, это сражение позволит нам избежать другое, в 15 или 20 километрах дальше». Упрямый Манжен – пройдет еще много времени, прежде чем его надежды станут реальностью. Другой французский командующий, беседуя со Спирсом, высказал другое мнение: «Просматривая сообщения и депеши, лежавшие перед ним на хрупком столике в блиндаже, он сказал, что немцы индустриализировали войну и приспособили свою систему массового производства к организации обороны». Эта истина была скрыта под обильной болтовней о «глубокой обороне». Это была система, которая спасала немцев как здесь, так и в других местах. «Глубокая оборона» была названием, придуманным для определенной тактической ситуации, когда оборона приносит победу; если же она терпит неудачу, то та же ситуация обозначается термином «проникновение противника в тыл».
Для французской армии надежды были разбиты, хотя всех результатов нельзя было тогда предвидеть; для Нивелля это было концом. Он вошел в историю как яркий пример человека, который слишком много говорил. Его подкосило даже не то, что произошло на поле боя, а то, что это слишком отличалось от его предсказаний. У французского солдата есть фантастическая способность воодушевляться, и в последние дни того отвратительного апреля он воодушевился вновь. Для него это означало огромное усилие, но он сделал его. За десять дней «глубокой обороны» немцев французы продвинулись на 16-мильном фронте на 4 мили, не считая других успехов на 35-мильном фронте их наступления. Они захватили 28 815 пленных и около 150 орудий. Немцы признали, что в этом сражении они потеряли 163 тысячи человек. Французские потери до сего дня являются спорным предметом: они колеблются от 137 тысяч (по французской официальной истории) до более вероятных 187 тысяч (по данным парламентских источников). Но в любом случае достижения были значительными и не такими дорогостоящими, как бойни Жоффра в 1915 году, не давшие никакого результата. «Если немцы разбили такую громадину, какой была армия Нивелля… взяли так много пленных, они представят миру результат этого сражения как колоссальную победу», – отметил официальный британский историк. Но одно стало ясно всем: это не была «решающая победа», знаменующая окончание войны, как обещал Нивелль. Его результаты теперь ничего не значили; он совершил непростительный проступок, разбив надежды, которые сам внушил. 28 апреля начальником штаба французской армии стал генерал Петен. Его звезда взошла – Нивелля на его пути уже не было.