Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

Император Николай II был, несомненно, человеком с неустойчивой волей. Упорство в нем причудливо сочеталось с полным безволием. Вместе с тем он не выносил над собою чужого влияния, всегда его чувствовал и склонен был часто без оснований поступать наперекор советам лиц, которым он почему-либо не доверял.

Отсюда – его поспешное стремление поскорее удалить от себя всех министров своего отца, пользовавшихся известным авторитетом, и окружить себя в большинстве случаев людьми угодливыми, податливыми, которые не утомляли бы его своими твердыми и определенными докладами.

Присущее упорство, опиравшееся, быть может, на мистическое чувство «непогрешимости Божьего Помазанника», каковым себя полагал Император Николай, приводило этого глубоко несчастного и лично симпатичного человека, под незаметным воздействием чужой непреклонной воли, к поступкам, иногда совершенно необъяснимым. Лучшим примером тому может служить результат известного свидания русского Императора с германским императором Вильгельмом II[1] в Бьерке 11 июля 1905 г.,[2] во время которого Император Николай, будучи в союзе с Францией, подписал от лица России оборонительный договор с Германией, доставившей впоследствии много хлопот русскому Министерству иностранных дел.

В сущности, столь же нелогичным актом, с точки зрения «самодержавного» принципа, которым до последних дней своего царствования руководился Император Николай, было также подписание им акта 17 октября 1905 г., устанавливавшего начало перехода России к конституционному строю. Император Николай сам признавался, что этот акт был им дан в припадке «лихорадки», охватившей двор, под влиянием революционных событий в России 1905 г. Только искреннее убеждение графа [С. Ю.] Витте,[3] поддержанное Великим князем Николаем Николаевичем, и твердое слово Д. [Ф.] Трепова,[4] которому Царь безгранично верил, решили дело.

Но этих насилий над собою Император Николай никогда не прощал. Всю свою остальную жизнь он таил недоброжелательное и недоверчивое чувство к своему «либеральному» дяде. Лишился вскоре влияния и граф Витте, не миновать бы немилости, вероятно, также и Д. Трепову, если бы последний весьма скоро, после своего поступка, не скончался от сердечного припадка.

Чувство недоверия и некоторой зависти к растущей популярности Великого князя Николая Николаевича особенно укрепилось под влиянием Императрицы Александры Федоровны[5] и дворцовых настроений, ее окружавших.

В сущности, известно только одно лицо, сумевшее вполне овладеть личностью последнего русского Монарха. Это была его жена Императрица Александра Федоровна, «Аликс», как звал ее Император Николай и неофициально вся Царская семья. Эта полубольная женщина постепенно завладела умом, сердцем, всеми поступками и мыслями своего мужа, который перед ее волей стушевался окончательно. Впитав в себя преклонение перед самодержавием и веру в какую-то неземную связь русского Царя с его народом, она приблизила к своей Царственной семье [Г. Е.] Распутина,[6] простого сибирского мужика, который вследствие своего крайнего невежества и аморальности явился проводником к царскому престолу, самых темных влияний, сгубивших в конце концов Россию. Внимая его советам, Императрица направила все свои силы и болезненно-твердую волю на поддержание в ее муже решимости бороться до конца против тех политических уступок, который властно подсказывались жизнью и возросшим сознанием русского народа.

Император Николай II, кроме отмеченных выше черт, отличался еще необыкновенно тонко развитым чувством самолюбия и ревности в отношении к собственному престижу.

– Как будто в России политику делает министр иностранных дел, – сказал он однажды, с некоторым раздражением и мелкою обидою в голосе, по поводу одного из шагов, приписанных в Ставке [министру иностранных дел С. Д.] Сазонову![7]

Титульный лист книги Ю. Н. Данилова «Великий князь Николай Николаевич» (1930 г.)