Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

С объявлением Германией России войны настал, наконец, момент решить вопрос окончательно. По всем признакам Государь был склонен оставить обязанности Верховного главнокомандующего за собой, и в этом намерении его поддерживала Императрица Александра Федоровна, опасавшаяся ущерба личному престижу ее супруга. Внутренне сознавая, однако, свою неподготовленность к этим обязанностям, Император Николай II решил искать поддержки в своем намерении у Совета министров, собранном им в Петергофе в один из первых же дней возникшей войны. На этом совете только один военный министр генерал-адъютант Сухомлинов, умевший читать тайные желания «своего Государя», как называл он Императора Николая II, высказал, что армия будет счастлива видеть во главе своего верховного вождя. Все остальные министры, во главе с И. Л. Горемыкиным,[10] открыто высказали свои сомнения в возможности оставления Государем страны и столицы в столь трудные для жизни России времена.

Государю пришлось уступить, и Русская армия с нетерпением ожидала услышать имя того, кому будет вверено защитить честь и достоинство ее Родины.

Читатель уже знает, что таких кандидатов явилось два: Великий князь Николай Николаевич, занимавший в мирное время должность Главнокомандующего войсками Гвардии и Петербургского военного округа, и военный министр генерал-адъютант Владимир Александрович Сухомлинов. Первого немым молчанием выдвигала армия, второго – круг лиц, враждебно настроенных к Великому князю.

Выбор Царя, в конечном счете, остановился на первом лице. Высочайшим указом 2 августа 1914 г. было объявлено о назначении на пост Верховного главнокомандующего Русскими армиями Великого князя Николая Николаевича.

Вполне очевидно, что такое запоздалое выяснение вопроса о лице, назначенном руководить боевыми операциями всех русских армий, являлось в деле ведения воины фактором малоблагоприятным. Необходимо заметить, что план войны, a следовательно, и план первоначального стратегического развертывания вооруженных сил на угрожаемых границах государства, является в некотором смысле замыслом субъективным, во многом зависящим от личных качеств и взглядов составителя. Весьма выгодно поэтому иметь исполнителем плана его составителя. Не следует, впрочем, преувеличивать значение этой субъективности, иначе пришлось бы признать недопустимой, или, во всяком случае, весьма болезненной всякую смену главнокомандования во время войны. Необходимо помнить, что влияние всякого составителя плана, в особенности в наше время, когда большая часть войн будет иметь коалиционный характер, значительно ограничивается политическими договорами, начертанием сети железных дорог, численностью и мобилизационной готовностью, существующей «психикой» в стране и военной доктриной в армии, количеством и характером материального снабжения и еще целым рядом других привходящих обстоятельства. Но неправильно было бы и преуменьшать значение во всех подготовительных к войне работах доминирующей над ними «мысли» автора этих работ. С этой точки зрения всего нормальнее, конечно, такое положение, при котором будущий верховный руководитель операциями (генералиссимус) являлся бы также одновременно и душою всей подготовки государства к войне. В более или менее полной форме эта мысль в минувшую войну была осуществлена во Франции (генерал [Ж.] Жоффр[11]); в начальный же период войны в Германии (генерал [Х.] фон Мольтке[12]) и отчасти в Австро-Венгрии (генерал Конрад фон Гетцендорф[13]). В этих государствах начальники Генеральных штабов, работая в мирное время непосредственно и много лег подряд над военными планами, в то же время преемственно являлись ответственными исполнителями этих планов и с началом войны.

В России вопрос стоял иначе. Начальники Генерального штаба менялись «как перчатки»[14] и в большинстве случаев избирались из генералов, далеко не всегда считаясь с их действительными способностями и служебною подготовкою.[15] Бывали просто курьезные назначения (например, при генерале Сухомлинове), которые не могли быть иначе объяснены, как личными симпатиями Императора и опасением военного министра держать около себя на видном месте опасных соперников. Действительных работников, при таких условиях, по части организации, мобилизации, стратегии и железнодорожных вопросов приходилось искать в третьих и даже более отдаленных рядах военно-иерархической лестницы.

При таких условиях было бы конечно особенно важно, чтобы лицо, назначаемое со стороны на высокий пост Верховного главнокомандующего во время войны, являлось хотя бы знакомым с вопросами подготовки к войне и с предстоящими войскам первоначальными задачами. Единственным, однако, лицом, через которого проходили к Царю все оперативные доклады и который, по своему положению, мог рассчитывать на получение высокого и ответственного поста Верховного главнокомандующего, являлся, в русских условиях, военный министр генерал Сухомлинов. Не потому ли, между прочим, и выдвигалась его кандидатура на этот пост? Большой, однако, вопрос, выиграла ли бы от этого Россия!