Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

Впрочем, и по Положению о полевом управлении войск в военное время министр иностранных дел обязан был ставить Верховного главнокомандующего в известность о всех важнейших и могущих иметь значение для войны дипломатических договорах с иностранными державами, а Верховному главнокомандующему, в случае нахождения вооруженных сил на территории союзных государств, принадлежало право определения отношений войск к правительственным учреждениям и к местному населению этих государств, руководствуясь соответствующими соглашениями и договорами русского правительства.

С целью облегчения сношений по дипломатической части, при начальнике штаба состояла особая дипломатическая канцелярия, во главе которой стоял князь Н. [А.] Кудашев[115] – бывший советник российского посольства в Вене, а в виду его запоздалого прибытия и частых отлучек, по службе в Петербург – Н. А. Базили,[116] исполнявший обязанности вице-директора. Оба названных лица, и в особенности Н. А. Базили, сумели своим тактом и выдержкою приобрести большое доверие старших военных чинов Ставки, чем в значительной степени сглаживали возникавшие деловые разногласия и облегчали общую работу министерства иностранных дел и Ставки, на пользу России и ее союзников.

Ниже характеризуется отношение Великого князя ко всем главнейшим военно-дипломатическим вопросам, возникавшим в период пребывания его на посту Верховного главнокомандующего.

1. Польский вопрос и взгляд Великого князя Николая Николаевича на управление завоеванной Галичиной

В вопросе о покровительстве России западным славянам, русскому правительству всегда давали понять, что ее внутренняя политика по отношению к подвластной ей части Польши не дает уверенности в том, что прочие славянские народы, подпав под влияние русской монархии, не подвергнутся насильственной «русификации», совершенно для этих народов неприемлемой. Поэтому, когда началась война с Центральными державами, которая по существу в отношении австрийских славян являлась войной «освободительной», то для приобретения симпатий и доверия тех миллионов населения средней Европы и Балканского полуострова, которые так или иначе связаны со славянством, явилась необходимость дать, прежде всего, яркое доказательство уступчивости России в вопросе о внутренней свободе поляков.

На почве этих соображений, в министерстве иностранных дел родилось предположение о необходимости издания особого воззвания к полякам, которым закреплялось бы их будущее национальное развитие. Эта мысль в полной мере разделялась Великим князем Николаем Николаевичем, призванным к тому времени на высокий пост русского Верховного главнокомандующего. Великий князь ясно понимал необходимость такого шага для привлечения на русскую сторону сердец тех, которые с надеждою взирали на Россию, но с некоторым недоверием относились к правительству, стоявшему до войны во главе русского народа.

К тому же Великий князь, по своим настроениям, сложившимся под влиянием частых поездов в Польшу на воинские маневры или просто для развлечения охотой, искренно симпатизировал населенно этого края; он хорошо его знал и имел в нем многочисленных друзей и почитателей, особенно среди польской знати. Скерневицы и Беловеж, обилием разного рода дичи, часто привлекали его в осеннее охотничье время, а обширные знакомства в польском обществе, и редко импозантная фигура Великого князя, создали ему широкую в крае популярность. Одно время Император Николай II даже как будто подумывал о назначении его (после генерала [М. И.] Черткова[117]) в Варшаву своим наместником. В общем, Великий князь являлся, безусловно, скорее другом, чем врагом раскрепощения внутренней свободы польского народа.

По поручению министра иностранных дел, один из сотрудников С. Д. Сазонова князь граф [Г. Н.] Трубецкой,[118] совместно с членом Государственного совета графом С. [А.] Велепольским,[119] составили проект соответствующего воззвания к полякам, который затем был одобрен Великим князем и им подписан. В таком виде воззвание это было представлено Государю. Однако Император Николай II выразил мысль, не следует ли данному воззванию, для большей его значительности, придать форму манифеста от Высочайшего Имени. Вопрос вследствие этого затянулся и, не дождавшись окончательного решения его, Великий князь уехал из Петербурга в Ставку.