Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник)

С. Д. Сазонов не придавал особого значения той или иной форме воззвания, но в некоторых правительственных и особенно дворцовых кругах, опасавшихся всякого решительного и бесповоротного шага, намерение Государя было встречено с большими сомнениями. Чтобы лучше понять возможность этих разногласий, необходимо припомнить, что в довоенной России не существовало объединенного правительства. Министры назначались непосредственной волей Государя, считали себя ответственными только перед верховной властью и в своем министерстве проводили ту политику, которая считалась ими наилучшей. Поэтому, наряду с министерствами более либерального оттенка, могли существовать другие министерства, для которых охранение государственной рутины и косности было непререкаемым лозунгом.

– Я не сомневаюсь в том, – говорил дряхлый, отяжелевший председатель Совета министров И. Л. Горемыкин, – что Польша созрела до автономии или самоуправления, но я очень сомневаюсь в том, будет ли полезно для России дарование внутренней свободы польскому народу.

И в этом направлении Горемыкин шел до логического конца:

– Не будет ли польская автономия служить заразительным примером для других народов России и не выгоднее ли в таком случае вовсе отказаться от Царства Польского?

С точки зрения близорукой внутренней охранительной политики того времени, доводы «милого старика» являлись убедительными и потому нельзя удивляться, что ими мог проникнуться Император Николай. Последний предпочел отказаться от первоначальной своей мысли, вследствие чего 11 августа известное воззвание к полякам появилось в печати за подписью Великого князя Верховного главнокомандующего.

«Поляки, – говорилось в нем. – Пробил час, когда мечта ваших отцов и дедов может осуществиться.

Полтора века тому назад живое тело Польши было растерзано на куски, но не умерла душа ее. Она жива надеждой, что наступит час воскресения польского народа, братского примирения ее с Великой Россией.

Пусть сотрутся границы, разрезавшие на части польский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром Русского Царя.

Под скипетром этим возродится Польша, свободная в своей вере и языке, в самоуправлении».[120]

С изданием этого воззвания настойчиво торопил Велепольский, по-видимому, опасавшийся возможности полной перемены настроений в русских правительственных кругах.

– Почему воззвание вышло за моею подписью, – спросил у Н. А Базили, назначенного до приезда князя Кудашева состоять при Ставке для ведения дипломатической переписки, Великий князь Верховный главнокомандующий, узнавший об этом факте уже в пути, в Лиде, где временно соединился поезд Верховного с поездом состоявшего при нем штаба.

– Не могу точно доложить Вашему Императорскому Высочеству. По-видимому, таково было решение Государя Императора, – ответил H. A.

Этим ответом для Великого князя весь вопрос исчерпывался.

Воззвание Великого князя не произвело ожидавшегося впечатления среди поляков. Как левые группы, придерживавшиеся по преимуществу австрофильской ориентации, так и умеренно-правые объединения, более склонные к сговору с Россией, нашли это воззвание составленным в слишком неопределенных и малосодержательных выражениях. В этом успели убедиться уже из ответа министра иностранных дел, на запрос русского посла в Париже А. П. Извольского, по поводу выражения «самоуправление», употребленного в воззвании Великого князя и переведенного агентством Гавас[121] словом «autonomie».[122] С. Д. Сазонов, на сделанный ему запрос, принужден был ответить, указывая, что не настало еще время облекать «общие обещания» в более конкретные формы. Полякам рекомендовалось проявить «доверие» к сделанным заявлениям и «терпение» в отношении времени их осуществления. Базируясь на недостаточности данных обещаний, представитель левых политических группировок [Ю.] Пилсудский,[123] со своими легионерами, боявшийся растворения этих «кадров будущей польской армии» в австрийских имперских войсках, немедленно после воззвания выступил с ними самостоятельно против России. Что касается более правых кругов, мечтавших лишь о федеративном устройстве, но в пределах России, с которой у Польши существовали крепкие экономические узы, то они сначала отозвались на воззвание и лишь впоследствии постепенно пришли к заключению, что воззвание Великого князя стоит совершенным особняком от общих настроений правительственных и правящих сфер.

Опираясь на личные чувства симпатии к Великому князю, некоторые влиятельные представители этих кругов довели до его сведения, что, веря в военный успех русского оружия, они выражают готовность выставить при помощи американских соплеменников до полумиллиона польских войск и взять на себя расходы по их снабжению. При этом они ставили условием только снабжение этих войск офицерским составом, очевидно, рассчитывая на офицеров-поляков, служивших в русских войсках, и предоставление права ношения польскими войсками какого-либо внешнего признака их национальности.