— В твоих словах действительно есть смысл. Хотя я считаю, что в обоих случаях это одинаковое опьянение вседозволенностью, ты просто снисходительнее к простым людям.
— У простых людей обычно нет времени погрязать в извращённых развлечениях, поэтому они не успевают пресытиться примитивными формами насилия и перейти на новые уровни издевательств.
Он молчал, пристально глядя на меня.
— Да, ты права, — согласился, наконец. — Жестокость некоторых аристократов действительно непростительна.
Конечно, я права: и в обычной жизни, и на войне я столько всего этого видела, что не сосчитать.
Куратор Ван-Лер выслушал доклад дежурного прямо в дверях собственного жилища.
Молча и невозмутимо.
Дежурный, не дождавшись ответа, добавил:
— Молодые люди жалуются на непомерную жестокость и ограбление. Требуют наказать герцогиню, и вы, как её куратор…
— Эти второкурсники жалуются на то, что сами слишком слабы? Вам это не смешно? — Ван-Лер смотрел на дежурного сверху вниз и припечатал. — И это не ограбление, а военные трофеи. Хотите сказать, что победитель не имеет права на трофеи?
— Но это не было поединком, она…
— Они сразились?
— Э-э, она их избила, капитан…
— Раз била, значит, был поединок. Передайте куратору пострадавших, чтобы лучше их тренировал. Хорошей ночи.
Ван-Лер закрыл дверь и, ворчливо сетуя на то, что развели тут слабаков и плакс, вернулся в кресло-качалку, чтобы продолжить чтение романа о принце, который сбежал с помолвки и, путешествуя инкогнито, влюбился в дочку короля преступного мира, скрывающуюся от врагов отца.
Эта история приключений и пламенной любви как раз достигла апогея, поэтому отвлекаться на каких-то побитых идиотов Ван-Лер не хотел.
Приноровившись, я действовала ещё быстрее, так что меньше чем через десять минут закончила с ногтями Синеглазки и, улёгшись на кровать, вручила ноги в горячие и сильные ладони.
Опустив мои ноги себе на бедро, Синеглазка погладил стопы. Одного этого хватило, чтобы напряжение отступило. Синеглазка поднял стопу и стал… творить магию прикосновений. Мурашки и волна дрожи побежали от ноги по всему телу. Обалдеть, я не ожидала, что эта цыплячья тушка окажется такой чувствительной к подобным вещам. К щекам прилила кровь, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не изогнуться от удовольствия.
Больше никогда такую подставу себе не устрою! Это приятно, но немного издевательство.
Синеглазка мял и поглаживал стопу, я изнутри закусывала щёку, чтобы не издать провокационных звуков. Интересно, не будет ли слишком подозрительно, если я закрою лицо подушкой?
Хватит… нет, продолжай. Но хватит.
Я глубоко дышала. Это было такое блаженство на самом деле…
— Я хотел тебя спросить, — голос Синеглазки пронзил меня низкими чувственными вибрациями и объял пламенем.
Говори, говори ещё…
— М-м? — отозвалась, стараясь, чтобы голос не подрагивал и не скатывался в ответные чувственные вибрации.
— Каким ты представляешь идеального мужчину?
Вопрос был настолько смешным, что я отвлеклась от волн трепетного блаженства, источником которых были пальцы Синеглазки. Но потом блаженство взяло верх, так что я чуть было не ляпнула, что идеальный мужчина должен уметь делать вот такой массаж.
— Глупый вопрос, — непристойно томно отозвалась я. — Не существует идеальных людей, а мечты об идеале только разочаруют в реальной жизни.
— Но какие-то предпочтения у тебя есть, — Синеглазка явно понимал, на какие точки надо давить, потому что в этот момент я почти застонала от новой волны удовольствия.
Пересохшие губы невольно сложились в улыбку, а глаза закрылись:
— Он не должен меня подавлять, — я едва сдержала потребность выгнуться. — И не должен быть слишком смазливым.
Рука Синеглазки замерла, и я пихнула его пяткой, требуя продолжения.
— И почему ты против привлекательной внешности? — он мягко погладил, прежде чем снова надавить на чувствительные точки.
Полежав немного и переведя дыхание, пояснила:
— У красавчиков обычно скверный характер, слишком много самомнения и надоедливых поклонниц.
— То есть, это не принципиальный вопрос? А что ещё тебе нравится?
— Да какая разница?
— Мне просто интересно, какой мужчина может понравиться такой женщине, как ты? — его пальцы играли, словно на струнах, порождая сладкий трепет в каждом нерве. — Нравятся тебе заботливые или отчуждённые? Какие привычки тебя раздражают? Что ты считаешь неприемлемы? А на что готова закрывать глаза? Что с большей вероятностью тебя тронет?
Думать было трудно и вообще не хотелось, и улыбка, кажется, приклеилась к губам.
— Какая разница? — прошептала я.
— Может, я хочу завоевать твоё сердце?
— Я же бессердечная, — засмеялась я и свободной пяткой толкнула его в бедро.
— У тебя определённо есть сердце.
Смех ещё щекотал меня внутри. Синеглазка взялся за вторую ногу и стал повторять свой восхитительный танец пальцев, надавил, и в этот раз я слегка выгнулась. Тело наполнялось истомой. Эти горячие руки были просто невероятны, хотя отчасти в реакции виновато и слишком чувственное тело.
— Это глупо, — прошептала я.
— Что именно? Пытаться тебя завоевать?