Великан

Лейтенант Вийнан облокотился на бронещит и провожал взглядом тёмно-красный шар, садящийся за горизонт. Работу в лазарете он начал с перевязок и переломов, хорошо себя показал и его перевели на более тяжёлые случаи. За долгие часы это был первый перерыв, всего на десять минут. Где-то за его спиной маячил конвой «котиков», но Вийнан не возражал. Он сделал бы то же самое, повернись обстановка зеркально. Раньше он не знал, как выглядят настоящие раны. Численность погибших на «Шайло» была ужасающей, тысяча или даже больше. Но произошло что-то ещё, невообразимо страшное, хотя никто не мог сказать, что именно. Здесь тоже было нелегко. Стоя в сумерках возле зенитной трёхдюймовки, лейтенант пообещал себе вернуться в медицинский и стать врачом. И никогда больше не брать в руки оружие.

Оккупированная Англия, Ноттингем, «Солдатское радио»

Дэвид Ньютон вжал приклад «Де Лизл» в плечо, выбрал охранника слева от ворот и плавно потянул спуск. Отдачи почти не было, как и звука выстрела. Если не обращать внимания, можно было поклясться, что ничего не произошло. Где-то даже пугающе. Охранник свалился как подрубленный. Ньютон передёрнул затвор — даже лязга не было — и снял второго. Тревога так и не поднялась. Отряд сопротивления вышел на рубеж атаки. Они подкрались в сумерках, теперь оставалось пересечь дорогу и проникнуть на территорию. Двери радиостанции стояли нараспашку. Внутри на регистрации сидела девушка, в углу дремал ещё один охранник. Девушка испуганно пискнула, разбудив его, но у обоих возобладал здравый смысл. Она подняла руки, солдат отложил «Штурмгевер». Их отвели в столовую, самое подходящее место для пленных.

Там было пусто, только три женщины из вспомогательных сил прибирались после рабочего дня. Их тоже связали. Бойцы сопротивления занимали здание. В ночную смену здесь почти никого не оставалось. Три сотрудника самой радиостанции и пятеро охранников, всего восемь. Именно так сказали на постановке задачи. Теперь надо было захватить студию.

Дверь вела в аппаратную. Там находилось двое мужчин и женщина. Они сразу подняли руки и были отведены в столовую. Ньютон вошёл в помещение. Если ему понадобится стрелять через открытое пространство, здесь самое удобно место. Да и оружие подходит как нельзя лучше. Диктор готовилась читать объявления на английском, пока мужчины проверяли материал для следующей передачи на немецком. Вот, собственно, и всё. Дэвид разделил силы. Гранатомётчиков направил перекрыть дорогу, а остальных на контроль периметра. На часах было без трёх девять. С момента, когда он застрелил охранников, прошло всего десять минут.

Станция, как обычно, играла «Лили Марлен». Ньютон слышал её, когда точно в назначенное время переключал питание. Лишь небольшая запинка в песне выдавала переход на ретрансляцию. Теперь сигнал шёл с самолёта, кружащего над северной Атлантикой. Раздался очень знакомый голос, насыщенный, с нотками бренди и сигар.

Северная Атлантика, EC-99E «Панцирный всадник»

— Вы в эфире, сэр, — сержант ВВС рубанул в воздухе рукой. Уинстон Черчилль, сидевший в соседнем кресле, проглотил бренди и начал свою речь.

— С тех пор, как несколько наших заблудших соотечественников предали страну и вынудили граждан и армию искать спасения за границей, прошло почти семь лет. За это время в мире стряслось немало катастроф. Были взлёты и падения, успехи и неудачи. Но за последние несколько часов случились события, за которые все мы, кто слышит эту передачу, должны быть благодарны. И мы должны со всей решимостью опереться на них для кардинального улучшения положения нашей страны. Нашего дома. Сегодня невиданный день в истории человечества. С аэродромов в Новом Свете поднялся бомбардировочный флот, чтобы принести нашим врагам смерть и разрушение — как они принесли их нам. На Германию обрушилась мощь атома, и она исчезла с карты. Даже когда мы, британцы, остались практически в одиночестве и без оружия, наши американские кузены поддержали нас. Пусть сейчас мы гораздо лучше вооружены, нам есть за что быть благодарными за неизмеримую силу удара, павшего на головы врага.

Я понимаю вас. Британия долго находится в оккупации. Но нам следует стать одинаково хорошими и в решимости, и в долготерпении. Обычно говорят, что британцы лучше всех во втором. «Они не живут от кризиса до кризиса; они не ждут, что в один прекрасный день им улыбнётся военная удача; вместо этого они вдумчиво трудятся над тем, что необходимо сделать, и работа идёт. Даже если на неё требуются месяцы и годы». Как метко сказал Киплинг, «Встречай триумф и катастрофу одним и тем же „Видели, пройдёт“[64]».