Велики Матюки

– Да вы с ума сошли! Это же колоссальная работа! Это годы тренировок, Женечка! Вам это будет дорого стоить.

– А я и так у вас почти что в рабстве здесь.

– Так это – здесь! – протянул Кацапович. – Вот огород мне перекопать поможете.

– Перекопаю, чего уж…

– Отлично! Тогда вот вам первый урок. – Старик оторвался от игры, откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. – Для начала вы должны научиться подбирать рифмы к любым словам.

– Ну, это просто, – сказал я. – Палка-галка, печка-гречка, мишка-книжка…

– Пакля, – вставил Кацапович.

– Что – пакля?

– Дайте мне рифму на слово «пакля», – терпеливо пояснил Кацапович.

Я подпер голову ладонью и задумался. Надолго задумался.

– Ну, что же вы заснули, Женечка? Простое ведь слово! – ехидничал старик.

Я молчал.

– Ладно, Женечка, пожалею вас, а то вы так просидите до моей смерти, и мой огород останется не вскопанным. Вы что же, «Незнайку» в детстве не читали? Еще никому и никогда не удавалось найти рифму на слово «пакля», – назидательно сообщил Кацапович. – Даже вашему покорному слуге. Кроме похабщины, конечно, но…

– Сакля, – перебил я старика.

– Что-что?

– Ну, сакля. Хижина у восточных народов, – пояснил я. – А еще ракля и шпакля.

– Это что еще за шпакля такая?

– Шпаклевка.

– Хм, допустим. А ракля?

– Ракиль. Инструмент такой. Для штукатурных работ.

– Знаете, а вы не такой бо́лбес, как я себе о вас думал! – не без уважения заметил Кацапович. – Раз так, поехали дальше. Вот вам, Женечка, второй урок: стихотворный пинг-понг.

– Это как?

– Это так. Один говорит фразу, а второй сочиняет свою, стараясь попасть в рифму и в размер. Ну-ка, дайте мне свою фразу. Только не очень длинную.

– О чем?

– О чем угодно!

– Ну, это… – Я искательно повертел головой по сторонам и остановил взгляд на мониторе. На нем была забавная заставка: по дну моря в окружении стайки мелкой рыбешки ехал водолаз на ржавом тракторе.

– У вас на заставке смешной водолаз…

– И плавает рыбка методом брасс! – моментально срифмовал старик.

– Ух ты! – восхитился я.

– Теперь вы попробуйте. Вот вам фраза: на клетке е-восемь черный король.

– И плавает рыбка методом кроль, – парировал я, удивляясь самому себе.

– Ловко! – похвалил меня Кацапович. – А вы не так уж безнадежны, Женечка!

– Это было несложно, Зиновий Маркович, – заметил я. – А вот как научиться, чтобы еще и со смыслом, а?

– О, об этом не заботьтесь! – ответил Кацапович. – Открою вам маленький секрет: чем больше бессмыслицы будет в ваших стихах, тем более глубокими будут их находить ваши читатели. Они сами станут выискивать в них аллегории и скрытые смыслы. И даже находить!

– Да ладно вам!

– Женечка, вы еще слишком молоды! Понимание некоторых вещей только с возрастом приходит! Поверьте моему опыту, Женечка!

В кабинет ввалился круглый как аэростат и красный как помидор Иван Ильич Булда по прозвищу Кукрыникс – сотрудник газеты, ответственный за передовицы. Несколько месяцев назад в погоне за прибавкой к окладу Булда вызвался рисовать в газету карикатуры на тему международных отношений, за что, собственно, и получил от коллег свое прозвище. Иностранные политики изображались им в виде гротескных буржуев времен Антанты, и поначалу такой его стиль вызвал у Гоманова справедливое недоумение. Но Булда сумел убедить шефа, что именно такой подход как нельзя лучше отражает неизменность западной геополитической парадигмы. В действительности же все объяснялось тем, что Булда тайно паразитировал на толстом иллюстрированном сборнике «Мастера советской политической карикатуры», срисовывая оттуда своих персонажей. Эта его курьезная афера раскрылась мною совершенно случайно. Однажды вечером, проходя мимо редакции, я заскочил к себе в кабинет за забытым зонтиком. В редакции кто-то трудился сверхурочно, и, к моему удивлению, это оказался Булда – личность, принципиально несовместимая со сверхурочными работами. Распластавшись брюхом на столе и высунув кончик языка, Булда с великим старанием срисовывал карикатурного Черчилля. Он был настолько увлечен своим занятием, что сразу и не заметил моего появления. Застигнутый врасплох, Булда почему-то сильно смутился. И без того красные его щеки густо побагровели, и он, конфузливо пряча глаза, попросил сохранить увиденное мною в тайне. Разумеется, мне пришлось взять на себя обет молчания, но, надо сказать, молчание давалось мне очень нелегко.

– Здорово, кореги! Приятного аппендицита! – бодро пожелал Булда. Ко всему прочему у него был забавный дефект дикции – вместо «л» Булда выговаривал «р».

– Здравствуйте немножко, господин Бурда, – сухо ответил Кацапович.