Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир

Перед Караваджо возникла тонкая девичья фигурка. Божественный овал лица, пухлые губы, надменный взгляд блестящих карих глаз. Фелида Меландроне — известная всему Риму золотоволосая куртизанка, чьей благосклонности добиваются самые богатые, красивые, знатные. Но что она делает в его убогой каморке?

«Я хочу, чтобы вы нарисовали мой портрет! — повелительно проговорила красавица. — Я приду завтра утром!» И, подозвав своего телохранителя щелчком пальцев, как собачонку, Фелида удалилась.

Ночь прошла в лихорадке. Караваджо бегал по домам друзей, выпрашивая у кого что мог. Зато к утру он натащил в свой полуподвал занавеси и скатерть, пару красивых стульев и даже дорогой персидский ковер — не ступать же ножкам красавицы по грязным доскам. Красавица явилась одна, оставив телохранителя на улице, подошла к окну так, чтобы свет выгодно освещал лицо: «Рисуй, я хочу остаться в веках!» Вот тут-то Караваджо и осенило: «Позвольте мне увековечить ваш образ в картинах на святую тему!» Красавица удивленно вскинула брови: «Ты в уме? Писать с меня образ святой? Да только на прошлой неделе из-за меня были две дуэли. Глупцы поклонники не поделили мою благосклонность. Молодой Альбертиго и доктор Пруэтта отправились к праотцам. Зато их соперники заплатили мне втрое положенного!»

У Караваджо мурашки побежали по коже. Красавица говорила о смерти так спокойно, как Ледяная дева. От такой надо бежать подальше! Но ведь притягательна, как рай небесный. «А вы всегда остаетесь с тем, кто больше заплатит?» — хрипло прошептал художник. «Или с тем, кто больше понравится!..» — откликнулась Фелида и ринулась в объятия Караваджо.

Дни завертелись. Художник работал как одержимый. Ведь после того, как он перебрался на виллу Мадама и стал официальным протеже кардинала дель Монте, римляне завалили его заказами. Но Караваджо думал только об одной заказчице — прелестной Фелиде. Ей не слишком-то понравился портрет. А когда художник написал ее в образе святой Екатерины Александрийской, она и вовсе недовольно надулась: «Что это за вульгарное колесо сзади?» Не говорить же ей, что это пыточное колесо, на которое потом возведут бедную святую!..

Прелестная Фелида не знала ни истории, ни библейских сюжетов. Она вообще ничего не хотела знать, кроме своей выгоды и тщеславия. «Все говорят, что ты — большой художник. Вот и рисуй картину побольше!» — требовала она. Конечно, это была чистой воды авантюра — изображать в виде святых дев самую высокооплачиваемую городскую куртизанку. Но что делать, коли затуманенный вожделением глаз Караваджо видел ее святой и непорочной?.. Хотя что-то все-таки шевелилось в его голове, ведь написал же он огромный холст «Юдифь и Олоферн», на котором Юдифь с прелестным лицом и капризно-презрительным взглядом Фелиды безжалостно отсекает голову несчастному Олоферну. Причем беднягу Олоферна Караваджо написал с себя. Фелида взглянула и захлопала в ладоши: «Я убила тебя!»

Наконец-то до Караваджо стала доходить истинная сущность коварной и безжалостной возлюбленной. Да она бездушная кукла! Мало того что стража чуть не каждую неделю подбирает трупы поклонников, дравшихся из-за нее на дуэли, она и сама не прочь убить!..

Теперь он старался не видеться с Фелидой. Это оказалось несложно. Заказы множились, деньги текли рекой. И наконец, свершилось главное. В январе 1599 года Караваджо пришел в капеллу Контарелли в церкви Сан-Луиджи деи Франчези. Теперь он — не простой посетитель, а живописец, которому поручено написать на правой стене (той самой, которая столь не понравилась ему восемь лет назад, когда он только приехал в Рим) сюжеты из жизни апостола Матфея. И это будут не возвышенно-красивые изображения, а глубоко трагические сцены. Есть и другие заказы: уважаемый синьор Черази пригласил Караваджо расписать свою капеллу в церкви Санта-Мария дель Пополо. Для него надо нарисовать «Обращение Савла». И это тоже будет неожиданная картина!

О, лучше бы в голову Караваджо не приходили все эти «неожиданные» идеи! Прелат церкви Санта-Мария дель Пополо обвинил его в ереси. Это было серьезно — ведь совсем недавно церковь сожгла на костре еретика Джордано Бруно! И вот Караваджо, истекающий холодным потом ужаса, стоит перед церковным судом.

«Почему на твоей картине апостол Савл, иначе именуемый Павлом, валяется на земле, а в центре, как главная героиня, стоит лошадь? Это святотатство!» — гремит голос прелата. «Я хотел изобразить тот страшный миг, когда, увидев, что лошадь вот-вот растопчет его, Савл обратился к Богу», — пытается оправдаться Караваджо. «Выходит, лошадь заменяет у тебя Бога, и потому от нее исходит свет?!» — ахает прелат. «Нет! — отвечает художник. — Но она — орудие Божье и стоит в свете Бога».

Кардинал дель Монте, сидящий в первом ряду, встает: «Не стоит судить столь строго! Художник не умел, но мечтал выразить Слово Божье. Мы накажем его за неумелость — оштрафуем на сто скудо!»

У Караваджо все плывет перед глазами. Надо же — темной ночью он не боится столкнуться с шайкой головорезов, а монахи в черных сутанах приводят его в ужас.