Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир

И Екатерина, не дожидаясь долженствующих поклонов, быстрым шагом отправилась к статс-секретарю — дел невпроворот. Но пока шла по длинным коридорам, весело и азартно думала, что она, Екатерина, докажет всему миру, что женщина ни в чем не уступает мужчине. Она уже задумала грандиозный проект по созданию женского института в Смольном монастыре. Никогда еще в России не было учебного заведения для девочек, но теперь будет. Вот и талантливая скромница Мари Колло поможет Екатерине в ее идее. Женщина-скульптор — а почему бы и нет? Была же лет двести назад в Италии эпохи Ренессанса скульптор синьора Проперция. Жаль, что никаких ее работ не осталось. Но от Мари Колло может остаться множество работ. Да как только станет известно, что девушка — любимица императрицы, заказы польются рекой. Тогда можно выдвинуть ее и в члены Академии художеств.

Так и вышло. В 1767 году Мари-Анн Колло оказалась академиком. В тот год ей исполнилось всего-то 19 лет. Событие по тем временам неслыханное. Но ведь воля императрицы закон. Зато уж и юная «академичка» старалась вовсю. Работала почти по 20 часов в сутки, создавая все новые работы, в том числе бюсты Екатерины, ее фаворитов Григория Орлова и князя Голицына, цесаревича Павла Петровича, девочек-смолянок, включая юную Наталью Алексееву, которая, как поговаривали, являлась внебрачной дочерью самой Екатерины.

Мари опасалась, как бы учитель не приревновал ее к работе. Но тот, кроме своего будущего Всадника, ничего не замечал — тем более что возникли проблемы с постаментом. Нужен огромный камень, но где его взять? Практичный Бецкой начал убеждать Фальконе использовать несколько валунов, скрепленных вместе. Но скульптор уперся: «Только монолит! И никакой не изысканный мрамор, а мощный, грубый, полный природной силы гранит!»

По всем гранитным карьерам страны объявили розыск подходящего камня. Но нашли неожиданно близко — в деревне Конная Лахта под Петербургом. Осенью 1768 года крестьянин Семен Вишняков сообщил, что в окрестностях деревни издревле лежит гранитная глыба, на которую, по преданию, во времена Северной войны поднимался сам Петр Великий, дабы обозреть местность. Тогда неожиданно началась гроза, в каменную гряду ударила молния. Однако государь не пострадал и даже зашелся хриплым смехом: «Меня Бог бережет!» А вот на граните осталась черная отметина, с тех пор глыбу и величают «Гром-камень».

Фальконе приехал в деревню под вечер. Под заходящими лучами солнца обошел глыбу со всех сторон. Глубоко вросший в землю валун, поросший старым мхом, напоминал то ли пик скалы, то ли пик волны. Это то, что нужно! Вот только тащить глыбу в петербургскую даль — опять же чистая авантюра! Как справиться?! Может, лучше сразу отказаться?.. Но тут последний луч солнца скользнул вверх по глыбе, и в его неожиданном взлете скульптору вдруг почудилось, что лихой конь и всадник в одеянии света поднялись над «Гром-камнем». Фальконе вскинул голову и счастливо заулыбался — Петр I явно подавал знак удачи.

Тащили глыбу весом 1600 тонн, длиной 13 метров, шириной — почти 7, а высотой — 8 метров с чисто русской гениальной смекалкой: огромную деревянную платформу взгромоздили по желобам на железные рельсы, а чтобы облегчить скольжение, подкладывали под тяжеленную платформу бронзовые шары. Катили, конечно, трудно и долго: 400 человек больше полугода. К тому же, пока катили, по дороге и обтесывали. На Финском заливе погрузили на специальную баржу. Когда же наконец доставили в Петербург, Екатерина приказала выбить памятную медаль со словами «Дерзновению подобно» и наградить участников.

Настало время переводить модель в натуральную величину. Но тут возникли трудности с фигурой коня. Теперь Фальконе дневал и ночевал в конном манеже и на выездных треках — зарисовывал лошадей в движении. По взмаху его руки наездники разгоняли коней и поднимали их на дыбы, замирая над невидимой пропастью. Фальконе сделал сотни рисунков и множество гипсовых вариантов. Только к 1770 году работа над огромной гипсовой моделью была завершена. И снова предстояло показать ее Екатерине.

За день до показа в мастерскую пожаловал Бецкой с графом Александром Строгановым и художником Дмитрием Левицким. Ничего не скажешь, настоящая «академическая» троица: Бецкой — президент, Строганов — меценат, а Левицкий — портретист, год назад обосновавшийся в Петербурге, но уже представленный на звание академика. Старик Бецкой, как всегда, крутил в руках заветную табакерочку: «Мастерскую мы вам предоставили лучшую в городе — помещение бывшего придворного театра при покойной государыне Елизавете. Чтобы уместился монумент в натуральную величину. И результат меня впечатляет. Размах, грандиозность. Но вот лицо Петрово как-то странно смотрится…»

Строганов согласно закивал: «Лик императорский не схож!»

Фальконе повернулся к Левицкому — уж тот-то, портретист, должен прийти на помощь. Но Левицкий, виновато заморгав ресницами, выдохнул: «И вправду…»