Великие болезни и болезни великих. Как заболевания влияли на ход истории

Для спасения Эберта Бир – в этом не должно быть никаких сомнений – сделал все; политические разногласия не играли для него никакой роли, когда больной нуждался в помощи. Пять дней он провел в санатории со своим пациентом. Операция была непростой, как Бир отметил в своем отчете: «Когда была вскрыта брюшная полость, оттуда вытекло обильное количество мутного гнойного экссудата без запаха, а петли тонкого кишечника выглядели очень раздутыми и сильно покрасневшими. Слепую кишку и червеобразный отросток сначала не удавалось обнаружить; червеобразный отросток оказался значительно выше разреза. Он представлял собой твердое образование, заметно выступающее в брюшную полость. Наконец удалось высвободить сильно перфорированный аппендикс, отделить его от брыжейки, удалить в месте слияния с толстой кишкой и зашить место стыка <…> Рана была неплотно зашита над тонкой кишкой, которая постоянно набухала, поскольку операция была проведена примерно через 20 часов после первого возникновения неопределенного дискомфорта в животе и уже через семь часов после первых проявлений аппендицита»[213].

Ночь после операции Эберт провел спокойно, на следующий день у него был пульс 100 ударов в минуту и температура 36,8 °C. Бир настоял на абсолютном покое, чтобы его пациента как можно реже беспокоили внешние воздействия. Но вскоре Эберту стало хуже: 26 февраля 1925 года Бир диагностировал «опасный паралич кишечника», с которым принялся бороться, в основном посредством глицериновых клизм. На следующий день состояние Эберта стало опасным для жизни: «В два часа дня была сделана пункция прооперированной петли тонкой кишки; с помощью шприца было удалено 400 см³ жидких фекалий и немного газа. В течение дня три раза давали питугландол, но безрезультатно. До вечера было спокойно. В 7:30 утра после клизмы снова отошли обильные газы. В десять часов вечера было сделано промывание желудка, чтобы пациент хорошо спал ночью»[214].

Последнюю ночь своей жизни Фридрих Эберт провел тихо. Беспокойство, тошнота и позывы к рвоте начались в 4:30 утра. Бир предпринял последнюю попытку и провел небольшую повторную операцию, но усилия были напрасны. Поздно вечером 28 февраля рейхспрезидент скончался. Официальная церемония, посвященная Эберту, стала одним из величайших проявлений симпатии политического центра к усопшему, а также к республике. Злопыхательство со стороны как левых, так и правых не смогло повлиять на это прощание.

Среди выступавших, отдавших дань уважения деятельности Эберта, был известный на весь мир политик Веймарской республики, рейхсминистр иностранных дел Густав Штреземан. Штреземан, который в следующем году был удостоен Нобелевской премии мира вместе со своим французским коллегой Аристидом Брианом, ратовал за стабильность и надежность молодой немецкой демократии в сложных внешнеполитических условиях. Но Штреземан, длительное время пребывавший у власти в Веймарской республике (он был министром иностранных дел с 1923 года), был больным человеком; он страдал хроническими заболеваниями почек и щитовидной железы. 3 октября 1929 года он пал жертвой инсульта. Граф Гарри Кесслер, находившийся в столице Франции, заметил, насколько привлекательной фигурой для Германии в 20-е годы был Штреземан: «Во всех парижских утренних газетах новость о смерти Штреземана вышла под самым крупным заголовком. Как будто умер величайший французский государственный деятель. Траур всеобщий и неподдельный. Чувствуется, что европейское отечество уже существует. Французы воспринимают Штреземана как своего рода европейского Бисмарка».

Октябрь 1929 года – еще никто не подозревал, что в этом месяце занавес над Веймарской республикой стал медленно опускаться и начался ее упадок, продолжавшийся более трех лет. 25 октября на Уолл-стрит случилась так называемая Черная пятница. Мрачный день для спекулянтов и инвесторов втянул мир в пучину великого кризиса, которым в Германии удачно воспользовался Адольф Гитлер.