Великие дерзания

Мало того что я была шокирована, услышав эти ответы, я еще и попала в трудное положение.

Перед моим духовным пробуждением, которое случилось в 2007 году, предчувствие беды при радости было одним из моих собственных бессознательных средств защиты. Когда я впервые увидела связь между уязвимостью и радостью благодаря участникам исследования, у меня перехватило дыхание. Я вдруг ясно увидела свой маленький секрет: постоянное ожидание катастрофы. Я была убеждена, что я – единственная, кто смотрит на спящих детей, и на долю секунды вместе с любовью и обожанием испытывает ужас оттого, что с ними может произойти нечто страшное. Я была уверена, что только у меня в мозгу возникают картинки страшных аварий и ужасающих телефонных переговоров с полицией.

Одну из первых историй мне рассказала женщина в возрасте за 40. «Я сначала представляла все хорошее, что есть, а потом самую ужасную катастрофу, – рассказывала она. – Я буквально представляла наихудший сценарий развития событий и пыталась контролировать все возможные результаты. Когда моя дочь поступила в колледж своей мечты, я просто знала, что должно случиться что-то плохое. Я провела все лето перед ее отъездом в попытках убедить ее пойти учиться в местный колледж. Я разрушила ее доверие и лишила наше лето радости. Это был болезненный урок. Теперь я скрещиваю пальцы, благодарю, молюсь и стараюсь изо всех сил убрать плохие образы из своей головы. К сожалению, я передала этот образ мышления своей дочери. Она теперь постоянно боится пробовать что-то новое, особенно когда все идет хорошо. Она говорит, что не хочет “испытывать судьбу”».

Мужчина в возрасте 60 лет рассказал: «Раньше я думал, что лучший способ жить – это ждать худшего. Ведь если оно произойдет, вы уже будете морально готовы, а если не произойдет – приятно удивлены. Потом я попал в автомобильную аварию, и моя жена погибла. Само собой разумеется, что мое ожидание худшего никак не подготовило меня к таким событиям. И что еще хуже, я все еще сожалею обо всех тех прекрасных моментах, которые были у нас, а я не наслаждался ими в полной мере. Теперь у меня осталось одно обязательство – наслаждаться каждой минутой. Мне так хочется, чтобы моя жена была рядом со мной: ведь теперь я знаю, как это делать».

Таким образом, страх беды во время радости минимизирует уязвимость и понимается лучше всего как континуум, который от «репетиции трагедии» приводит к тому, что я называю «вечным разочарованием». Некоторые из нас, как та женщина из первой истории, начали пытаться отказываться от самого наихудшего сценария, когда радость подняла свою уязвимую голову, но в то же время, многие люди никогда даже не видели радость, предпочитая оставаться в состоянии постоянного разочарования. Люди описывают жизнь в вечном разочаровании вот так: «Легче жить постоянно разочарованным, чем внезапно почувствовать разочарование. То есть уязвимость сильнее, когда разочарование приходит и уходит, чем когда просто живешь в постоянном чувстве разочарования. Вы жертвуете радостью, но испытываете меньше боли».

Это говорит об одном: погружение в радостные моменты нашей жизни требует уязвимости. Если вы, как и я, когда-нибудь смотрели на своих спящих детей и думали про себя: «Я так сильно вас люблю, что у меня перехватывает дыхание», – и в этот самый момент в вашей голове возникали образы чего-то страшного, знайте, что вы не сошли с ума, и не одиноки. Примерно 80 % родителей, которых я интервьюировала, признались, что с ними случается такое. То же самое верно и для тысяч родителей, с которыми я беседовала и работала на протяжении многих лет. Почему? Что мы делаем и зачем мы это делаем?

Как только мы определили связь между уязвимостью и радостью, ответ на этот вопрос становится довольно простым. Мы хотим подготовиться к удару. Мы не хотим, чтобы боль оглушила нас. Мы не хотим быть застигнутыми врасплох, поэтому искусственно практикуем опустошенность или разочарование.

У тех, кто репетирует трагедию, есть определенная причина, по которой эти образы врываются в сознание при появлении радости. Ведь когда мы проводим жизнь (сознательно или бессознательно) в борьбе с уязвимостью, мы не можем оставить свободное пространство для неопределенности, риска и эмоциональной незащищенности в моменты радости. Для многих из нас существует даже физиологическая реакция – ощущение, как будто мы не в своей тарелке. Мы отчаянно нуждаемся в радости, но в то же время мы не можем вытерпеть уязвимость.

И наша культура помогает в этой репетиции катастрофы. У большинства людей всегда в запасе есть страшные образы, к которым можно обратиться во время борьбы с уязвимостью. Я часто прошу людей в аудитории поднять руки, если они на прошлой неделе видели картинки, где изображена агрессия или жестокость. Около 20 % аудитории обычно поднимает руки. Тогда я по-другому формулирую вопрос: «Поднимите руку, если вы смотрели новости, телепередачи “Закон и порядок”, “Место преступления” или любое другое подобное криминальное шоу по телевизору?» И руку поднимают 80–90 % аудитории. У нас есть образы, которыми мы активируем предчувствие беды прямо кончиками пальцев.

Мы – визуалы. Мы доверяем, потребляем, и копим в психике то, что видим. Я вспоминаю, как недавно мы со Стивом и детьми ехали в автомобиле в Сан-Антонио на выходные. Чарли рассказывал свои истории из детского сада, и мы все смеялись до упаду – даже его старшая сестра. Я начала так радовалась, но в долю секунды уязвимость, постоянный спутник радости, настигла меня. Я вдруг вздрогнула, вспомнив картинки из выпуска новостей, где был изображен перевернутый внедорожник и два пустых сиденья рядом на земле. Мой смех стал истерическим, и я помню, как быстро пробормотала: «Стив, помедленнее». Он посмотрел на меня с недоумением и произнес: «Но мы же остановились».