Великие духи Барабинской степи

— О, это большая удача! — перебила ее пожилая дама, размахивая клеткой. Птица при этом вскидывала крылья и крякала. — Я доехала до Осинцево на рейсовом автобусе. А дальше он меня не повез. Он, видите ли, на раскопки не возит! Я еще жалобу на него напишу! Да здесь надо сделать остановку общественного транспорта, чтобы все желающие могли утолить жажду познания истории! Вы согласны, Ирина? — спросила Октябрина Осиповна таким тоном, что Ирина поняла — выбора у нее нет.

— В общем, да… Интерес к истории… Это хорошо, конечно…

— Вот! — Октябрина вскинула указательный палец. — И тогда я пошла пешком. А эти милейшие люди остановились, и спросили меня, где тут археологи. И я им ответила: «Там!». Они любезно согласились меня подвезти. А то, знаете ли, идти четыре километра с моими сумками и Кирюшей… Кстати, познакомьтесь, Кирюша — это мой грач.

Костя, услышав имя птицы, гоготнул. Кирилл Елисеев заморгал чаще обычного. Обитатели лагеря с любопытством наблюдали за происходящим. Некоторые все же подумали, что эта гостья — Танина бабушка. Другие поняли, что она из какого — то музея. Никто не ожидал, что она у них останется.

— Я всего на денек. Ириночка, вы ведь не возражаете? — Октябрина тащила свою громадную сумку.

Ирина Алексеевна очень уважительно относилась к людям. А к старшим — тем более. Эта женщина, конечно, странновата. Но она директор Краеведческого музея! Ирина ведь тоже заведовала, пусть небольшим, школьным, но тоже музеем. Они, получается, были коллегами. К тому же палатка Тани и Лены освободилась, а значит, есть куда ее поселить.

— На денек? Нет, не возражаю.

— О, спасибо! — Октябрина махнула клеткой. Грач шмякнулся о прутья.

— Чтобы все тут посмотреть, много времени не нужно. Вы нам не помешаете.

На этот счет, как выяснилось, Ирина ошибалась.

***

Люба и Алиса, лежали недалеко от лагеря, под марлевым пологом. Так называлось это гениальное изобретение в виде прямоугольника с завязками. Крепился он на четыре штыковые лопаты по углам. Края полога заправлялись под спальник, так что комарам, оводам и прочему гнусу путь был отрезан.

Девчонки читали журналы. Это были свежие брошюрки, приложение к журналу «Наука и жизнь», которые Алиса взяла с собой из дома.

Тут они увидели, что к ним идёт Анька.

— Эй, хватит филонить. Ирина Алексеевна зовет, — сказала она.

Алиска с Любкой молчали. Они продолжали лежать, и не повернулись в Анькину сторону. Еще не хватало, чтобы эта рыжая нахалка думала, что они ее сразу послушаются. Но Сажина не уходила.

— Читаете? Что читаете? — спросила она с ехидцей.

— Чё надо, — буркнула Любка. — Ты это, давай, иди уже. Скажи Ирине, что мы идем… Что это за звук? Кто жужжит?

Действительно, рядом с пологом слышалось какое — то странное жужжание. И исходило оно, странным образом от Аньки. Та просияла:

— Это я бусики сделала! Из оводов, — Сажина улыбалась. Точнее, это была не улыбка, а кровожадный оскал. — Из живых! Хотите посмотреть, а?

Оводы были нанизаны на тонкую нить. Они барахтались и махали крылышками, упираясь друг в друга, от чего бусы на шее Аньки казались живыми.

— Фууу, какая гадость! Ты садистка! — закричала Любка. — Иди отсюда!

Сажина была в экстазе. Она знала, что эти две подружки ее терпеть не могут, и наслаждалась произведенным эффектом еще минуту. Потом развернулась и с гордо поднятой головой ушла.

Любка не могла успокоиться. Она очень любила живую природу по всех ее проявлениях — растения, насекомых, животных. Ее сердце разрывало от боли, когда она видела бездомных кошек и собак. Но родители согласились завести лишь хомячка. Это было еще в пятом классе. Питомец прожил у них два месяца, пока по неосторожности, папа не придавил его дверью. Люба рыдала без остановки несколько дней, даже в школу не ходила. И до сих пор, при воспоминании о хомячке, она шептала: «Кузю жалко…», и начинала плакать. Надругательство Сажиной над оводами вызвало у нее бурю негодования:

— Как так можно? Она что, вообще, безмозглая? Они же живые! Им больно!

— Люб, да ладно тебе! — Алиса пыталась, как могла, успокоить подругу. Она боялась, что скоро дело дойдет и до воспоминаний про Кузю. — Они же кусаются, еще как, и нам тоже больно… Идем, Ирина Алексеевна ждет.

Девочки вылезли из-под полога и пошли в лагерь.

***

Ирина Алексеевна любила порядок. И поэтому выходной, который обычно делался раз в неделю, был не совсем для отдыха. Послеобеденный перерыв, конечно, дело святое. А остальное время было для стирки, уборки территории и палаток, чистки посуды. Алиске с Любкой достались в этот раз железные кружки. Когда они пришли в лагерь, Ирина сказала:

— Берете золу от костра, тряпочки в хозпалатке. И не забывайте хорошенько полоскать, — сказала Ирина Алексеевна. Сегодня она была строже обычного.

Девчонки сняли все кружки с гвоздиков, вбитых в подпорку тента над столовой. Любка взяла ведро и пошла к реке. Навстречу ей шел Геныч:

— Ты куда?

— За водой…

— Тебе помочь?

— Ну, помоги, — Люба посмотрела на Гену с восхищением и благодарностью.

Они вместе спустились к речке.

Люба шла позади Геныча, притихшая и молчаливая, что было ей совсем не свойственно.