В 1816 году в Великополье приезжает фельдъегерь. Аракчеев, новый ближайший друг и правая рука императора, сообщает Сперанскому, что по его поводу издан новый указ. В этом документе Александр пишет: «Перед началом войны в 1812 году, при самом направлении моем к армии, доведены были до сведения моего обстоятельства, важность коих принудила меня удалить от службы тайного советника Сперанского и действительного статского советника Магницкого, к чему во всякое другое время не приступил бы я без точного исследования, которое в тогдашних обстоятельствах делалось невозможным. По возвращении моем приступил я к внимательному и строгому рассмотрению поступков их, и не нашел убедительных причин к подозрениям. Потому, желая преподать им способ усердною службою очистить себя в полной мере, всемилостивейше повелеваю: тайному советнику Сперанскому быть Пензенским гражданским губернатором, а действительному статскому советнику Магницкому – воронежским вице-губернатором».
На новом месте Сперанского поддержали старые друзья – семья Столыпиных, «богатые и значущие помещики Пензенской губернии», как пишет Корф. Решительные действия нового губернатора при подавлении крестьянского бунта в селе Кутли также прибавили к его репутации несколько очков: «убедились, что он не поддерживает затейливых притязаний крестьян, не потакает им, и с тех пор губерния стала иначе смотреть на нового своего начальника», – объясняет тот же Корф, и тут же в примечаниях рассказывает, как Сперанский осудил и сослал в Сибирь помещика, который засек своего крепостного до смерти. Образ «строгого, но справедливого» начальника, нелицеприятного блюстителя закона помог Сперанскому заслужить уважение пензенских обывателей. Сперанский был человеком замкнутым (что не удивительно, если вспомнить его биографию), в быту непритязательным, он спал в своем кабинете на диване (эта привычка появилась у него еще в Петербурге), целые дни проводил за работой. Он вставал в 6, а иногда в 5 часов утра, и мог работать по 18 часов в сутки. Разумеется масштаб новой деятельности был не соизмерим с тем, к которому привык Сперанский. Да и сотрудники были уже не те, что прежде. Корф пишет: «Тот секретарь губернского правления, которого Сперанский застал при своем определении, страдал запоями, а секретарь приказа общественного призрения, исполнявший должность губернаторского, был страстный картежник и не умел составить ни одной бумаги, хотя бы несколько выходившей из общей колеи. Заменить их было некем и оттого губернатор все, сколь-нибудь важное, должен был писать сам».
Но все же Михаил Михайлович, вероятно, быстро понял, что такая «микрополитика» и «микроэкономика» имеет свои преимущества: за всем можно было проследить лично. Сперанский взял за правило принимать и рассматривать все поступавшие к нему жалобы как письменные, так и устные, старался выносить решения без проволочек и контролировать их исполнение. Он приближал к себе способных молодых чиновников и сам обучал их, готовя себе верных помощников. А еще, легенда гласит, что он поделился с жителями Пензы рецептом чудесного эликсира от зубной боли, который потом долго продавался в пензенских аптеках под названием «капли Сперанского».
Однако объем работы, который он видел перед собой, порой приводил его в уныние. После своей поездки по губернии Сперанский писал: «Сколько зла, и сколь мало способов к его исправлению! Усталость и огорчение были одним последствием моего путешествия». И в то же время он рассказывал дочери, что «люди здесь предобрые, климат прекрасный, земля благословенная»…
Алексей Юрьевич Безугольный , Евгений Федорович Кринко , Николай Федорович Бугай
Военная история / История / Военное дело, военная техника и вооружение / Военное дело: прочее / Образование и наука