Из летописей становится известным, что союзники Мстислава Владимировича не ограничились разорением Изяславля. Они захватили Неключ, Стрежев, Борисов, Логожск, Друцк. Ограбленной и разоренной оказалась вся юго-западная часть Полоцкого княжества. Однако даже это бедствие не заставило свободолюбивых сыновей Всеслава Чародея подчиниться воле киевского князя, но и объединяться друг с другом они не стали, чтобы дать ему отпор. В итоге в 1129 г. (по Лаврентьевской летописи) или в 1130 г. (по Ипатьевской) Мстислав Великий вновь отправил войска в Полоцкую землю и приказал схватить большую часть местных князей вместе с семьями. Под арестом оказались: дядья Евфросинии Давыд и Ростислав Всеславичи, ее отец Святослав Всеславич с матерью, два сына Рогволда-Бориса, к этому времени умершего.[613]
Остальным удалось скрыться, в том числе и братьям монахини.В этих условиях лучшим средством для спасения было пострижение в монастырь. Этим, на наш взгляд, и объясняется массовое пострижение родственников Евфросинии. В «Житии», правда, по этому поводу никаких данных нет. В нем лишь сообщено, что вскоре после основания Спасской обители в нее прибыла сестра Евфросинии Гордислава. Родителям она сообщила, что хочет обучаться всем наукам у сестры. На самом деле она сразу же приняла постриг и этим якобы огорчила отца.[614]
В действительности Святослав Всеславич, видя, как сгущаются тучи над его семейством, скорее всего сам отправил дочь в монастырь к сестре. Так она смогла избежать ареста и последующей высылки из страны в Византию.Вскоре еще одной спасской постриженницей стала двоюродная сестра Евфросинии Звенислава, дочь Рогволда-Бориса Всеславича. Она привезла с собой семейные ценности, которые ей удалось спасти от разграбления: золотую и серебряную посуду, ювелирные украшения, парчовую и меховую одежду. Все это было пожертвовано монастырю и поэтому не могло быть изъято по приказу великого князя. В итоге казна монастыря существенно пополнилась, возросло и число постриженниц: Гордислава стала монахиней Евдокией, Звенислава – Евпраксией.[615]
Можно предположить, что не только дочь Рогволда Борисовича привезла в Спасский монастырь свои семейные богатства, то же самое могли сделать и другие полоцкие князья, опасавшиеся разграбления своих владений.
Из «Жития» известно, что Евфросиния стала основательницей не только женского монастыря, но и мужского, расположенного рядом.[616]
Это кажется странным и уникальным событием, поскольку мужские обители обычно основывали либо князья, либо мужские представители духовного чина. Но, если вспомнить, что основание нового монастыря произошло во время гонений на полоцких князей, то становится ясным, что Евфросинии приходилось действовать в спешке, чтобы спасти своих близких от высылки из родных мест. Воспользовавшись тем, что в то время не существовало твердых правил по поводу основания обителей, она, на своей территории, основывает еще и мужской Богородичный монастырь. Это позволяет ее брату Вячеславу тут же в него постричься. Его дочери, Кирикия и Ольга, превращаются в инокинь Спасского монастыря Агафью и Евфимию.[617] Возможно, с собой они тоже привозят семейные ценности, которые пополняют казну обоих монастырей.Евфросиния могла опасаться, что Мстислав Великий разгадает хитрость полоцких князей и конфискует монастырские ценности. Чтобы этого не произошло, она тут же начинает строительную деятельность. В своей Спасской обители она возводит каменный собор. Образцом для него, как уже отмечалось, стал Благовещенский храм в Витебске. Зодчим был выбран тот же местный мастер Иван. Стройка завершилась в рекордно короткие сроки – за 30 недель. Для полочан все это выглядело как настоящее чудо.[618]
На самом деле Евфросиния торопилась поскорее потратить семейные средства, чтобы они не достались и новому полоцкому князю Изяславу Мстиславичу, сыну великого князя. Кроме того, ей, возможно, хотелось, чтобы родители увидели творение ее рук до отправки в Византию. Наверняка в это время все уже знали о суровом наказании сыновей и внуков Всеслава Чародея и предстоящей разлуке с ними.В тексте «Жития» отмечено, что на праздновании по случаю окончания строительства Спасского собора присутствовали князья, бояре, «сильные люди», т. е. знать, все полоцкое духовенство и простые горожане. Веселье продолжалось несколько дней.[619]
Если бы в это время полоцкие князья уже отправились в ссылку, то вряд ли бы вообще в городе было устроено какое-либо торжество.Некоторые историки архитектуры, правда, высказывают предположение, что Спасский собор был построен в середине 50-х гг. XII в.[620]
Однако в тексте Жития никаких данных на этот счет нет.