Великие Князья Литовские: Ягайло

— Позволь, князь, оставить пока что его имя в тайне. Прежде чем назвать его, я должен убедиться в его виновности. Хотя он и мой враг, я не хочу напрасно клеветать на человека. А может, этим человеком с ножом в руке двигали какие-то силы, неподвластные человеку, которые невозможно понять разумом.

Войско опять расположилось на отдых. Шло время, а военачальники ничего не предпринимали. Ратники начали выражать недовольство: добычи нет, провиант кончался, воинов с каждым днем кормили все хуже. Дружинники в поисках корма для лошадей, провианта и добычи начали небольшими отрядами делать набеги на окрестные села. Такие походы часто заканчивались кровавыми стычками с местными жителями, московское войско начало нести первые потери. И уж совсем не на шутку встревожились Владимир Андреевич и Дмитрий волынский, когда не вернулся в Стародуб целый отряд в пятнадцать человек, посланный ими за хлебом. Кроме того, из головы московских князей не выходил таинственный человек, покушавшийся на Андрея Ольгердовича.

Вскоре пришли вести о том, что из Вильно с войском выступил Ягайло. Встреча родных братьев — Андрея и Ягайлы — не предвещала ничего хорошего, хотя Андрей, руководствуясь больше чувствами, чем разумом, и желал ее. Он просил московских воевод двинуть свою рать навстречу великокняжескому войску. Еще раньше полоцкий князь слезно молил их не медлить, а тотчас же после взятия Стародуба двинуть московскую рать на Полоцк. Он уверял, что полочане также сдадут город без боя и присоединятся к московскому войску. Но малочисленность их воинства заставила воздержаться Владимира Андреевича и Дмитрия от такого шага.

В середине января 1380 года московское войско покинуло владения Великого княжества Литовского, так и не вступив в битву с приближавшимся Ягайлом. Вместе с ним в Москву уехал князь брянский и трубачевский Дмитрий Ольгердович с семьей, ближними боярами и воеводами, сдавшими Стародуб и Трубачевск. Дмитрий понимал, что Ягайло не простит ему измены. Московский князь принял Дмитрия Ольгердовича с честью великою и любовью, дал ему город Переславль со всеми его пошлинами.

Когда Ягайло узнал о почетном приеме, оказанном Дмитрием Ивановичем его второму брату-изгнаннику, то лишь произнес:

— Хитер московский князь. Этак он всех князей литовских переманит к себе на службу. Одно радует — их земли остались там, где и были — в Великом княжестве Литовском.

Мамай

Великий эмир Золотой Орды Мамай с утра рассылал гонцов во все концы необъятного ханства, принадлежавшего ему по праву сильнейшего. За этим занятием и застал его начальник дворцовой стражи, вошедший с каким-то человеком. Одежда его была сплошь покрыта пылью, грязью и имела довольно неприглядный вид. Если б он был одет несколько беднее, то вполне сошел бы за бездомного бродягу, но добротность наряда из довольно дорогой материи предполагали в нем человека, проделавшего немалый путь.

— Ты кого привел ко мне, Темир? — Спросил Мамай начальника стражи.

— Гонец из Кафы, — ответил тот.

— Очень хорошо, — обрадовался эмир и обратился к послу. — Какие вести ты принес?

— Первая колонна генуэзской пехоты выступила из Кафы, — ответил гонец.

— Сколько человек в колонне?

— Пять тысяч.

— Что ж, для начала неплохо.

Мамай щедро наградил серебром гонца, принесшего добрую весть, и приказал позвать Тюляка — визиря главного дивана, ведавшего всеми доходами и расходами.

— Тюляк, все ли деньги уплачены Кафе за наемников? — Спросил эмир вошедшего седобородого старца.

— Половина, великий эмир.

— Почему половина?

— Кафа задолжала нам налогами за два года. Что если, великий эмир, мы вычтем долг из платы за генуэзцев? — Предложил визирь.

— Сегодня же вышли в Кафу остальные деньги целиком и полностью. Иначе не сносить тебе головы. — Угрожающе предупредил эмир ревностного хранителя золотоордынской казны. — Долги свои будем собирать после победы над Москвой. А сейчас забудь, что Кафа не платила нам дань два года.

— Великий эмир, еще не выплатил дань Хаджи Тархан. С него тоже прикажешь пока не брать. — Залепетал испуганный Тюляк.

— С Хаджи Тархана бери, с него все равно толку мало. — Презрительно махнул рукой Мамай и тут же добавил. — Сегодня придешь ко мне и доложишь, что караван с платой за наемников отправлен в Кафу.

— Слушаюсь и повинуюсь, господин, — чужим голосом пробормотал дрожащий визирь и вышел исполнять приказание.

Вскоре вслед за Тюляком покинул дворец и Мамай. По пути к нему присоединились три здоровенных стражника, и великий эмир вышел на городскую улицу. Походка Мамая была неторопливой, вероятно, он просто решил прогуляться, вдохнуть свежего весеннего воздуха после многочисленных дел и забот. Около огромного здания медресе эмир увидел изрядную толпу мужчин, закованных в колодки.

— Кто они? Преступники? — Спросил Мамай.

— Не то, чтобы преступники, — замялся идущий рядом стражник. — Это должники. Они не в состоянии уплатить подать, и теперь ждут, пока за них уплатят родственники или друзья.

— А если за них не заплатят?

— Тогда они просто умрут от жажды и голода. Запрещено кормить и поить должников.