Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.

Еще в 1395 г. в Новгород приезжал митрополит с патриаршим послом и требовал суда для себя, но не получил. Из Новгорода, однако (как думают, смягченный дарами), он выехал мирно, благословив архиепископа и народ[293]. Но в 1397 г. — потому ли, что новгородцы отказались разорвать мир с немцами, или за отказ в суде митрополиту, или по каким-то другим причинам, — Василий Димитриевич послал своих бояр на Двину в Заволочье сказать всем тамошним поселенцам («всей Двинской свободе»), чтоб они «задалися» за великого князя, который будет оборонять их от Новгорода. Двинские бояре и вообще все двиняне целовали крест великому князю. Тогда же Василий Димитриевич отнял у новгородцев Волок-Ламский и Торжок с волостями, Бежецкий Верх и Вологду; затем сложил с себя крестное целование к ним («крестную грамоту к ним скинул»). Новгородцы хотя и ответили тем же, но не хотели доводить дела до крайности. В это время митрополит позвал в Москву владыку новгородского Иоанна по святительским делам. Новгородцы отправляют с ним своих послов и умоляют владыку замолвить за них доброе слово пред великим князем. Владыка просил Василия отступиться от Заволочья и взятых им городов, а также отменить общий суд на порубежье, потому что это «не старина». Но великий князь не принял ни благословения и доброго слова от владыки, ни челобитья от послов; неприязни к Новгороду не прекратил и мира не взял[294]. Когда владыка Иоанн возвратился домой, к нему собрались новгородцы и убеждали его, что обид великого князя дальше терпеть нельзя. Тогда владыка благословил их «поискать» отнятые у них города и волости. Это было весной 1398 г. Новгородские воеводы с ополчением пошли на Двину к городку Орлецу. По дороге встретил их владелец волостей с Вели (приток р. Ваги), от которого они узнали, что великокняжеский боярин Андрей в самый день Пасхи напал с двинянами на Вель, волость Святой Софии, повоевал ее и взял поголовный («на головах») окуп; а на Двину в засаду от великого князя приехал князь Федор Ростовский охранять («блюсти») города, судить и брать пошлины с новгородских волостей; узнали также, что двинские воеводы, Иван и Коной с друзьями, поделили между собой новгородские волости и новгородских бояр. «Лучши есть нам умрети за св. Софию, нежели в обиде быти от своего великого князя!» — сказали воеводы и пошли на волости великого князя: Белозерские волости и Белозерский старый городок были взяты на щит, пограблены и сожжены; из нового городка вышли белозерские князья с великокняжескими воеводами и били челом новгородским воеводам, которые взяли с них 60 рублей окупа и, кроме того, забрали громадный полон и много скота; далее захватили Кубенские волости, воевали около Вологды, повоевали и пожгли Устюг, где стояли четыре недели; отсюда отрядили часть войска к югу, которая только на один день пути не доходила до Галича, все предавая по пути огню и мечу и забирая полон, который, впрочем, отдавали на окуп, так как суда не могли поднять всей тяжести добычи. От Устюга новгородцы пошли к Орлецу, где стояли четыре недели. Жители городка не сдавались; но когда стали бить его пороками, они вышли с челобитьем: воеводы приняли от жителей челобитье, но воевод заволоцких, «кто водил Двинскую землю на зло», не пощадили: одних предали смерти, других перековали; у князя Федора Ростовского взяли присуд и пошлины, «а самому с другы живот даша»; с гостей великого князя взяли 300 рублей окупа, а с двинян «за их преступление и за их вину» взяли 2000 рублей и 3000 коней по числу новгородских ратников. Из пленных главного «переветника» Ивана Никитина, заволоцкого воеводу, в Новгороде сбросили с моста (в Волхов); двоих, Герасима и Родиона, пощадили, так как они изъявили желание постричься в монахи; брату Ивана Никитина Анфалу удалось бежать еще в дороге. Погоня за ним не имела успеха. Утолив жажду мести, новгородцы послали в Москву послов для заключения мира, который и состоялся «по старине», и Василий Димитриевич отпустил в Новгород брата своего Андрея. Уступчивость в данном случае великого князя может правдоподобно объясняться тем, что он не хотел оттолкнуть от себя новгородцев в другую сторону, к своему опасному врагу — Литве, а Витовт действительно хлопотал о том, чтобы взять Новгород в свои руки. В договоре Витовта с прусским магистром, заключенным в том же 1398 г., есть пункт, по которому Витовт должен помочь ордену в завоевании Пскова, а орден обязан помогать Витовту в покорении Новгорода. Примирение новгородцев с Василием и посылка туда последним «в себя место» Андрея Димитриевича, конечно, не нравились Витовту, но теперь он не высказывал явно своего гнева ни против Новгорода, ни против Москвы, так как отвлечен был в другую сторону: он шел против Темир-Кутлука (или Кутлуя) за изгнанного им из Орды Тохтамыша, которому надеялся вернуть ханский престол, и, в свою очередь, при помощи восстановленного им хана прибрать Москву к своим рукам: «Сесть на Москве на великом княжении, на всей Руськой земле». В том же году зачем-то приезжал от него в Москву посол Ямонт. Не хотел ли Витовт привлечь на свою сторону и московского князя для выполнения первой части своей программы? Тогда же жена Василия, Софья Витовтовна, с детьми приезжала к отцу в Смоленск. Впрочем, как бы то ни было, но план Витовта относительно Тохтамыша не удался: при помощи Едигея Темир-Кутлук наголову разбил литовцев на берегах Ворсклы. Это было 12 августа 1399 г. Еще до этой битвы Витовт прислал новгородцам разметную грамоту с речью: «Обезчествовали мя есте, что было вам за мене ятися, а мне было вам князем великым быти, а вас мне было боронити, и вы за мене не ялися». Тогда же Витовт «разверз мир» с Василием Димитриевичем и Псковом, куда еще в прошлом году, удовлетворяя просьбу псковичей, великий князь Московский послал Ивана Всеволодовича, князя Холмского, который в 1397 г., сложив крестное целование к великому князю Тверскому Михаилу Александровичу, ушел в Москву и там женился на Анастасии Димитриевне, сестре великого князя[295]. Но сейчас увидим, что после битвы на берегах Ворсклы Витовт стал уступчивее по отношению даже к Новгороду, между тем как московский князь становится как будто притязательнее.