Зарождение наук также имеет мифологические корни. Известный американский математик М. Клайн в своем фундаментальном труде «Математика. Утрата определенности» говорит о мистике числа Пифагора, о мистических учениях средневековых каббалистов как об основных источниках современной науки. Ученый утверждает, что самая точная из всех наук переживает сейчас глубочайший кризис. О новых концепциях, близких к мифологическому восприятию мира, говорит выдающийся английский физик С. Хокинг в книге «От большого взрыва до черных дыр. Краткая история времени».
Борьбу рационального и иррационального мы наблюдаем и во всей истории мировой литературы. Так, еще Ф. Ницше в своей книге «Рождение трагедии из духа музыки» вычленял два основных начала любого художественного творчества – аполлоническое и дионисийское. Религия Аполлона есть, прежде всего, стихия сновидения, которую нужно резко противополагать стихии экстаза, где нет никаких видений. Ф. Ницше следующим образом говорит об аполлоническом и дионисийском началах: это художественные силы, «прорывающиеся из самой природы», без посредства художника; «это, с одной стороны, мир сонных грез, совершенство которых не находится ни в какой зависимости от интеллектуального развития или художественного образования отдельного лица, а, с другой стороны, действительность опьянения, которая также нимало не обращает внимание на отдельного человека, а скорее, стремится уничтожить индивид и освободить его мистическим ощущением единства».
На этом аспекте хочется остановиться несколько подробнее. В соответствии со взглядами А. Л. Чижевского, увлечение культом Диониса имеет свои космические корни и непосредственно связано с проявлением солнечной активности. Исследователь пишет: «По-видимому, впервые во Фракии возник культ Вакха, чаще именуемого Дионисом, – бога экстатических порывов и экстатического творчества. Фракия и Македония сохранили в первоначальной чистоте этот оргиастический культ до сравнительно позднего времени. В VIII веке до н. э. культ Вакха из Фракии через Фессалию и Фокиду или по морю – через архипелаг – проник в Элладу, вызвав почти во всей Греции психическую эпидемию исступленного движения. Возник миф о рождении нового бога, и началась борьба двух начал: Аполлона и Диониса. Античная душа грека выходит из длительного равновесия, гармонии и светлой аполлинийской жизнерадостности, отдаваясь во власть дикого, страдающего, пьянящего Диониса. Новый бог топчет мирные созерцающие души греков и во главе буйно неистовствующих, экстатических толп совершает свое победное и шумное шествие по всей Греции».
Но где-то в V–IV веках до н. э. в Аттике появляется так называемая философская проза (Платон), в которой в яркой художественной форме живого сократовского диалога делается попытка, правда, еще под влиянием все того же мифологического сознания, объяснить мир с позиции логики. Вслед за языческим (фольклор варварских народов: «Старшая Эдда», «Беовульф» и др.) и христианским Средневековьем приходит Возрождение с его неоплатонизмом и рационализмом (А. Ф. Лосев «Эстетика Возрождения»), с идеей титанизма и автономии человеческой личности от авторитета Бога, где вера также должна была подвергнуться сомнению со стороны того же логоса. Но затем эстетическая система Возрождения распадается на две самостоятельные системы (классицизм и барокко), а борьба между рациональным и иррациональным в искусстве разгорается с еще большей силой. Классицизм сменяется Просвещением, а в русле иррационализма появляется новое эстетическое явление – романтизм. Затем рацио берет верх в реализме, а иррационализм через романтизм приходит к символизму и в сочетании с открытиями, сделанными в рамках реализма, воплощается на новом этапе в модернизме и постмодернизме.
Теперь, если пристальнее вглядеться в такие жанры современной англо-американской массовой беллетристики, как фэнтези и роман ужасов, то мы без труда обнаружим, что вышеупомянутые жанры корнями своими уходят в такое иррациональное явление мировой литературы, как романтизм. Следует отметить, что романтизм, несмотря на всю свою элитарность и аристократическое презрение к обывательской массе, сумел таки по-своему отреагировать на глобальный процесс массовизации искусства. Проявилось это, прежде всего, в том, что именно немецкие романтики (Йенская школа: Шеллинг, Новалис, Тик) начали процесс «ремифологизации» литературы, столь характерный для всего XX века, о чем уже говорилось выше.