Великие любовницы

Это было похоже на шутку – как-никак разница в возрасте. Но Франциск поймал ее на слове, будучи обнадежен именно этой разницей. Он дал прекрасной даме нечто вроде своего благословения на то, чтобы она занялась его отпрыском. Диана не могла мечтать о лучшем покровительстве в выполнении своей задачи. Было ли предложение таким спонтанным, таким невинным, как это может показаться? То, что мы знаем о Диане, о ее расчетливом уме, о ее остром чувстве личной выгоды, о ее честолюбии, которому суждено было в скором времени проявиться во всей своей глубине, позволяет нам в этом усомниться. Кроме того, она не могла не заметить взгляды, которые бросал на нее Анри. Она была слишком опытной женщиной, чтобы не понимать волнение, которое она сеяла в душе подростка. И поэтому она могла только выиграть от предпринятой ею авантюры, прикрытой столь благими намерениями. О чем же, в конце концов, шла речь? О том, чтобы помочь юнцу, который слишком рано лишился матери, вновь обрести душевное равновесие и радости жизни. Нет, никто не мог бы осудить честную женщину за то, что она взялась за столь благодетельную задачу. Поскольку графиня постоянно заботилась о соблюдении внешних приличий, ее связь с юным принцем стала проходить под знаком целомудрия, так, как это описывалось в рыцарских романах. Диана могла начинать свои действия, и никто не смог открыть ее истинные намерения.

Со своей стороны Генрих Орлеанский слишком серьезно относился к своей роли верного рыцаря. Он еще не знал, что такое любовь и любовные желания, довольствовался ролью платонического влюбленного, которую ему навязали. И если всех при дворе забавляла необычная идиллия принца и вдовы сенешаля, никому в голову не приходило возмущаться. Все думали, что это была всего лишь игра. Но Диана знала, что никакой игрой здесь и не пахнет…

Но вскоре Анри пришлось выполнять обязанности принца крови. Продолжая бежать за итальянским миражом, Франциск I решил, что благодаря женитьбе младшего сына на внучатой племяннице Папы Римского он сможет продвинуть свои дела по другую сторону Альп. И поэтому осенью 1533 года в постели будущего короля Генриха II очутилась его ровесница, девочка четырнадцати лет, которая не могла поверить в выпавшее ей счастье. Екатерина Медичи приходилась родственницей Папе Римскому, и это было хорошо, но, взбираясь по ветвям ее генеалогического древа, всякий мог наткнуться на банкиров, что было уже не так хорошо. А если бы он еще полазил по этому древу, то встретил бы торговцев маслом и пряностями, что было уже совсем нехорошо. Да какая кому была разница! В любом случае Анри не было суждено взойти на трон, а Екатерине – стать французской королевой. Так, по крайней мере, все считали. Чтобы дополнить эту картину, добавим, что девочка была довольно некрасива и достаточно осторожна, чтобы показывать свой ум. В том виде, в котором она представлялась, новая герцогиня Орлеанская позволяла Диане не волноваться: эта сопливая дурнушка не могла отбить ее «предмет».

Брак по расчету не повлиял на отношение принца к даме своих помыслов. Несмотря на то что он был вынужден исполнять супружеский долг перед Екатериной, ее некрасивая молодость никоим образом не могла соперничать с роскошной зрелостью Дианы. Итальянка очень скоро это поняла и с почти рабской покорностью стала воздерживаться от проникновения в заповедник охотницы. Кто бы тогда мог предположить, что за почти детской улыбкой юной принцессы скрывались железная воля и дьявольское лицемерие? Кто мог предугадать, что наступит день, когда ей придется на руках нести судьбу Франции?

Нет, Диана была не права, не обращая на итальянку внимания. Но у нее и времени-то не было на какую-то там девчонку: у нее была другая, более опасная соперница в лице официальной «королевы сердца», то есть герцогини д’Этамп. У той тоже были свои амбициозные планы, и она не желала, чтобы кто-то становился у нее на пути. Поэтому между двумя этими женщинами началась война, которая вначале была тайной, а потом перешла в открытые столкновения. И ожесточенность этой войны возрастала по мере возвышения Анри.