Великие любовницы

А Анри был восхищен. Он никак не мог поверить в свое счастье: ведь он держал в объятиях эту такую желанную «богиню», которая отдала в его распоряжение свое тело статуи. И статуя ожила, задрожала от его ласк, ответила клятвами на его клятвы… В то утро из объятий Дианы вышел уже не мальчишка, а мужчина; когда слились их тела, Диана не только удовлетворила желания Анри, она дала ему веру в себя, уверенность, чего у него никогда раньше не было. С того дня все были вынуждены считаться с дофином. Понимая, что своим внутренним превращением он обязан своей прекрасной даме, Анри в стихах – тогдашняя мода вынуждала – выразил свое счастье:

Увы, о Боже, как я сожалею,
Что много времени пришлось мне потерять.
Был молод, думал, скоро повзрослею,
Тогда смогу любовником Дианы стать.
Я опасался, что моя богиня
Ко мне не пожелает снизойти.
Ведь всякое могло произойти…

Итак, рыбка попалась на крючок, и теперь Диане оставалось пожинать плоды своего «чудесного греха». С той ночи и до последнего дня своей жизни Анри будет к ней привязан. Но, наслаждаясь победой, Диана постаралась сделать так, чтобы не пострадала окружавшая ее легенда о респектабельности. Дама из Ане постоянно заботилась о том, чтобы на ее репутации не было ни малейшего пятнышка. Кто-то посчитает это поведение лицемерным и будет прав, но Диана, зная, что ее окружали завистники, старалась не давать пищи их злословию. Анри же был далеко не так скрытен, у него не было ни малейшего намерения делать тайну из своего счастья. Поэтому начиная с того самого дня он стал одеваться только в черно-белое, цвета Дианы, и подписывать свои письма буквой «Н» и двумя полумесяцами, которые, сплетаясь, образовывали букву «D», начальную букву имени Дианы. Эту же монограмму он приказал вышить на своих одеждах, инкрустировать на воротах своих замков, даже на одеянии, которое было на нем в Реймсе во время его коронации!

Но далеко не все были рады этому успеху Дианы. Герцогиня д’Этамп, официальная «королева сердца», не могла согласиться с тем, что ей надо поделиться властью. Между женщинами произошел разрыв, и самое малое, что можно сказать по этому поводу, это то, что дамы эти не щадили друг друга в своих высказываниях. Анна не только сама распускала сплетни о «старухе»[53], но и наняла некоего Вутэ, поэта бесталанного, но язвительного, который для описания любовницы дофина употребил такие эпитеты: «ее размалеванное лицо, ее морщины, ее вставные зубы и ее увядший цвет лица». Любезнее некуда! Клевете мадам д’Этамп суждено было прожить долгую жизнь – уже в следующем столетии известный историк XVII века Мезерей написал: «С великим сожалением можно сказать, что юный принц обожал увядшее, полное морщин лицо, поседевшую голову, наполовину потухшие и часто покрасневшие глаза, короче, то, что можно назвать объедками со стола многих прочих».

Этот написанный ненавистью портрет ничем не походил на реальность. Все современники Дианы во главе с Брантомом были единодушны в восхвалении ее красоты, равно как и в удивительной долговечности этой красоты. Диана сама давала понять, что секрет ее вечной молодости заключался в чудесном напитке, который она якобы выпила еще девочкой. Во всяком случае, если Анри и приходилось довольствоваться «объедками», как говорил Мезерей, Диана умела прекрасно приспосабливать их для счастья своего любовника, который был как никогда под властью ее любви. О чем он ей и написал:

Как новый принц, лишь вас, моя принцесса, я люблю.
Любовь мою я вам навеки отдаю.
Пройдут года, а чувства все останутся нетленны.
Ни рвы глубокие, ни каменные стены
Мне не нужны. Нет крепостей для веры.
Вас сделал госпожой, любовницей, царицей
И знаю, что любовь навек продлится.