Вдруг полюбили друг друга. Полюбили всей страстью молодых сердец, нуждающихся в ласке, теплоте и защите. Она, Елизавета Валуа, на некрасивую физическую внешность дона Карлоса ноль внимания, поскольку его большую душу почувствовала. Очень жалела этого несчастливого хромоножку, а у женщины ведь от жалости до любви — один шаг. А дон Карлос ее чудесной принцессой из детских сказок видит, поминутно ручки мачехе целует, у ножек ее покорно сидит, по-детски мирно беседуя. И стал очень даже часто в покои своей мачехи заглядывать. И что он там так долго делал — это тайна, покрытая мраком. Но догадаться, конечно, можно. На догадках вся интимная жизнь королей держится, хотя пословица и говорит, что «не пойманный — не вор». Может, они там в этих своих интимных покоях далеко не интимными делами занимались, но доказать, конечно, как это, так и обратное — трудно. И Филипп II с еще больше нахмуренным челом ходит и на растущий живот своей жены с сомнением поглядывает — он ли отец-то? У Филиппа удивительный характер, он не предпринимал никогда никаких действий, пока не получал неопровержимые доказательства чьей-то вины. И к сожалению для истории, любовники очень даже важные доказательства оставили. Они начали переписываться друг с другом, поскольку чувство так их переполняло, что язык устных слов казался им очень бедным, им надо было письменно в романтической форме свою страсть изложить. Ох уж это вечное желание влюбленных в письменной форме страсть свою увековечивать. Не лишился бы своей головы, предварительно страшные муки на колу испытав, любовник первой жены Петра I майор Глебов, если бы не собирал и не нумеровал письма Евдокии Лопухиной к нему. А так — письменное доказательство вероломства самое верное. А наш дон Карлос все письма своей мачехи в железный ящичек собирал и в изголовье своей кровати держал, почти на виду у всех придворных, которые не замедлили донести королю, чем это испанский дофин вечерами занят: он с упоением перечитывает любовные письма своей мачехи. Филипп II, который вообще-то очень выдержанным был и свои чувства внешним гневом не высказывал, тут впал в дикую ярость, ворвался ночью в спальню сына, ящик железный у изголовья схватил, а над сыном меч поднял. Убить, что ли, того хотел? Остановило его только то, что сын закричал: «Отец, не убивайте меня, я ваш сын». Ну на этот раз он намерение покончить физически с сыном оставил, но посадил сына под стражу. И всем европейским монархам, чтобы его тираном не объявили (одна Елизавета Английская чего стоит!), написал депеши, что сын его выступил против отца и обвиняется в государственной измене. Дон Карлос в отчаянии от своего тюремного заключения со своей неуравновешенной психикой опять в безумства пустился. То в камин в горящий головой бросается (еле потушили), то письма всем западным монархам строчит, приют от тирана-отца прося, и каким-то подкупленным слугам для передачи отдает, то голодной смертью погибнуть намеревается и несколько дней пищи не принимает. Словом, беда Филиппу II со своим необузданным сыном. Многие герцогства и княжества «легкой рученькой» обуздывал, а своего собственного сына не может никак. Очень скоро весь мир узнал, что дон Карлос из этой жизни ушел. Как? О, это уже другой вопрос. Большинство историков считает, что, конечно, не своей смертью. Что его в тюрьме отравили. Другие говорили, что он сам, истомившись от своей тяжелой жизни, покончил самоубийством — повесился.
Когда через столетие нашли саркофаг с телом дона Карлоса и открыли, то обнаружили там его голову, отделенную от туловища. Голову своему сыну ревнивый отец отрубил? Возможно, и так. Испанцы — народ гордый. Они вероломства не прощают. Потому-то и Елизавета недолго пожила. Она почти тотчас же после смерти дона Карлоса из жизни ушла. Заболела какой-то странной болезнью, на отравление похожей, и умерла. Рожденным детям, дочери Изабелле и сыну от четвертого брака Филиппа II и Анны Австрийской, отец не позволял даже разговаривать друг с другом без его позволения, не то чтобы воспитываться вместе. Боялся комплекса дона Карлоса? Вполне возможно.