Великие любовницы

По мере роста любви и щедрости короля к ней начало расти и ее тщеславие. Ей непременно надо знатных дам у себя в особняке принимать. Но даже король усомнился в успешности сего намерения: ну какая высокорожденная знатная дама захочет навещать любовницу короля сомнительной репутации? «Да кто же согласится?» — поинтересовался король у своей возлюбленной. «Согласятся, никуда не денутся», — беспечно ответила та и пригласительные билетики знатным дамам выслала с таким вот приложением: «Его величество окажет мне честь своим посещением». Попробуй не приди на званый вечер! Всех строптивых дам укрощала дю Барри и хитростью, и силой, и прямой лестью. Не удалось ей только это сделать по отношению к Марии Антуанетте, жене будущего короля Людовика XVI. Эта юная, гордая австриячка, дочь известной Марии Терезы, никак не желает ни силу, ни могущество мадам дю Барри признавать и почтение ей оказывать. И в особо болезненной форме свое пренебрежение к королевской фаворитке выражает — полной индифферентностью. Не замечает всесильную фаворитку, и все тут! Как будто на балах и маскарадах не могущественная красавица дю Барри мелькает, а, извините, пустое место! Ни здравствуй, ни прощай фаворитке эта самая Мария Антуанетта не скажет, обходя гордым молчанием. Та на первых порах думала невестку своего короля бриллиантами подкупить — не принимает. Тогда дю Барри в плач, и в королевской спальне горько любовнику королю жалуется: «Да кто она такая, эта рыжая пигалица, чтобы со мной не здороваться и почтения мне не оказывать?» Король мнется, как-то ему, деликатному по натуре, неудобно силой заставлять свою невестку со своей фавориткой здороваться. К внуку, что ли, Людовику XVI, обратиться? Так тот со своей женой даже в постели справиться не может, семь лет она у него девственницей ходит, извелась вся и ошалела, в безумные траты на почве своей вынужденной девственности пустясь. Где уж такому тюхте с характером Марии Антуанетты справиться? И король решается обратиться за помощью к австрийскому послу. И тому дается конфиденциальное поручение написать письмо матери Марии Антуанетты австрийской королеве Марии Терезе и проблему французского двора деликатно изложить. Ну мать как мать, шестнадцать детей родила, все покорные, эта младшая строптивой оказалась, дает в письме нагоняй своей дочери: «Ты что, милая, хочешь поссорить Францию с Австрией? Мирная жизнь тебе надоела? Войны захотелось?» Словом, дала понять дочери без обиняков, что лучше ей не бороться с королевскими фаворитками, а здороваться с ними и почет им оказывать. «Что, коленки у тебя отвалятся — если ты реверанс перед ней сделаешь и пару слов скажешь?» Ну, реверанс делать, коленки сгибать перед этой мужичкой Мария Антуанетта не собирается. Не согнул своих коленей даже перед могущественным русским царем Иваном Грозным индийский слон, присланный царю в подарок, хотя за такое ослушание ему смертная казнь грозила. Словом, свои коленки сгибать перед королевской фавориткой Мария Антуанетта не собирается, а вот пару слов сказать… Ну пару слов можно, ради мира на земле. И вот разыгрывается в Версальском дворце великолепный спектакль: все придворные дамы и весь двор будут наблюдать, как Мария Антуанетта будет с дю Барри разговаривать. Все в ожидании и волнении ждут. Дю Барри в своем ослепительном наряде, хотя бледна от волнения, но вполне владеет собой. Меньше владеет собой Мария Антуанетта. Она то бледнеет, то краснеет, то ее холодный пот пробирает, то слезы на глазах выступают. И вот когда дальнейшее молчание и пристальное внимание всего двора становятся уж просто неприличными, Мария Антуанетта робко подходит к мадам дю Барри и произносит ровно восемь слов: «Ну и много же сегодня народу в Версале». Девятое слово она так никогда больше и не произнесла. Но дю Барри — не гордая. Она вполне довольна достигнутым и никакого зла на Марию Антуанетту больше не имеет. И вся Европа вздохнула с облегчением — мир между Австрией и Францией удалось сохранить.

И настолько дю Барри окажется лояльной по отношению к Марии Антуанетте и ее семье, что даже, когда после смерти короля Людовика XV ее, мягко говоря, вытурили из дворца, а Людовик XVI приказал даже близко к Версалю ей не показываться, она заложила все свои бриллианты с целью освобождения короля из тюрьмы. Но конечно, ни его головы, ни головы Марии Антуанетты не спасла, а только свою на плахе сложила. Во время французской революции ее, как заядлую роялистку, по приговору Конвента посадят в тюрьму, а потом гильотинируют. И вот только тогда юмор и вечное добродушие и сила духа изменят некогда могущественной фаворитке. Она очень даже недостойно свою смерть приняла. По дороге, сидя в телеге, все время хныкала и просила ее отпустить, а перед самым эшафотом в такой визг пустилась, что народ хоть уши затыкай. А потом палачу мешала своим цеплянием руками последний милосердный акт произвести — встать перед ней на колени и попросить прощения. (Таким гуманным обрядом сопровождалось в Европе отрубание человеческих голов.)