Великие любовницы

Среди громадной толпы «свидетелей» рожала Екатерина Медичи: «Многочисленная толпа приближенных тесным кольцом окружила кровать, на которой металась в предродовых схватках королева. Вопли роженицы возвещали восторженным присутствующим, что побеспокоились они не напрасно. Быстрым движением руки придворный медик отбросил покрывало и склонился над обнаженным телом ее величества, в то время как дамы из свиты королевы с трудом пытались сдержать натиск кавалеров, которые не желали упустить ни одной детали столь редкостного зрелища. Наконец, королева разродилась крупным ребенком, которого медик тут же продемонстрировал собравшимся. „Девочка“, — сообщил он с видом знатока, осмотрев младенца. Кормилица королевы взяла ребенка и показала его Генриху II и Диане Пуатье, а затем уложила в постель, где принцессу начали рассматривать трое ее братьев — девятилетний будущий Франциск II, трехлетний будущий Карл IX и будущий Генрих III, которому недавно исполнилось полтора года»^[22]. Так появилась на свет королева Марго.

Короли в своем большинстве очень переживали во время родов своих жен. Вместе с ней, казалось, участь ее разделяя. Нередко плакали, видя страдания жены.

Такие сентиментальные чувства по отношению к своим многочисленным любовницам (у него было много официальных метресс) проявлял французский Король-Солнце Людовик XIV, и чаще по отношению к фавориткам, чем к собственной жене. Мария Тереза, его супруга, обижалась, что ее король с такой нежностью не держал за ручку, как своих Лавальер и Монтеспан, которая рожала королю аж семь раз. Александр Дюма в своей книжке, претендующей на историческую достоверность на этот раз больше, чем на романтическую фикцию, описывает роды Монтеспан: «Когда наступило время родов, поехали на улицу Сент-Антуан к известному акушеру Клемансу и попросили, подъезжая к Версалю, чтобы он разрешил завязать себе глаза. Потом король самолично дал доктору хлеб с вареньем, так как тот не успел поесть, и налил ему вина. Когда Монтеспан рожала, король держал ее за руку — не отходил. Роды были трудные, но непродолжительные. Врачу дали 100 луидоров и опять завязали глаза. Ребенок был назван Луи Август Бурбон. Родился он 31.3.1670 г.»^[23]. От себя добавим, что это рождался граф Мэйнский, хромоногий внебрачный отпрыск короля, которого он всю жизнь будет любить больше всех своих, даже законных, детей. Короли, присутствующие при родах своих жен, всегда оказывали им самые горячие чувства. Уж на что Наполеон Бонапарт — твердый орешек и на чувствительность не скорый, женившийся во второй раз чисто по политическим соображениям на австрийской Марии-Луизе и не питающий к жене особых любовных чувств, но и он во время родов их первого и единственного сына проявил себя нежным, сочувствующим супругом, наравне с ней в обморок падающим: «Всем было известно, что Мария-Луиза очень страдала во время родов. Боли начались в семь часов вечера в марте 1811 года. И только через двенадцать часов она разрешилась бременем. Невозможно описать, как страдал император! Можно было с уверенностью сказать, что в этот момент он ее любил и сострадал от всего сердца. И когда ему сообщили об опасности, грозящей императрице, Наполеон тут же прервал купание, которое в этот момент принимал, побежал к жене и закричал: „Думайте только о ней. Спасайте мать!“ А когда очутился возле нее, поцеловал и просил, чтобы она была мужественной, взял за руку, нежно держал в своей, осыпал поцелуями и уверял, что очень ее любит. Всматривался в жену с безграничной любовью теми глазами властелина, которые умели метать молнии, а сейчас нежно и просяще искали взгляда матери его ребенка, в этот момент явившейся для него обожаемой любовницей. Ее стоны ранили ему сердце. Побледнел так, что, казалось, близок к смерти. А когда узнал, что необходимо употребить клещи, начал дрожать, и было видно, что испытывает жесточайшие муки»^[24].

Об этом мы узнали, дорогой читатель, из самых первых уст. Из дневника придворной дамы, которая была участницей этих событий. Великий император, женившейся, собственно, из-за желания иметь наследника, проявил здесь так далеко идущие чувства человечности, что решается на утрату ребенка во имя спасения жизни матери. Совсем иначе в таком случае поступил английский Генрих VIII, когда его третья жена, Джейн Сеймур, рожала ему сына и ее жизнь была в опасности. Без тени сомнения Генрих VIII на вопрос врачей, кого спасать, мать или ребенка, ответил: «Конечно, ребенка! Жены еще будут!» Шептались, что такое решение принял и наш Николай II, когда Александра Федоровна разрешалась после рождения четырех дочерей наследником Алексеем и ее жизнь была в опасности. Говорят, что она никогда не простила этого мужу.