Наука немногое может сделать для нашего общества. Однако кое-что чрезвычайно важное она сделать может, а именно – доказать: всё, что мы видим в окружающем нас мире неживой материи и в живом мире, вовсе не результат случайного соединения атомов.
Всем по росту одно только христианское вероучение, ибо сочетает в себе всё, что касается и мира внешнего, и мира внутреннего. Оно возвышает простолюдинов до постижения внутреннего мира, оно низводит гордецов во внешний мир: именно это сочетание обоих миров и придает ему такое совершенство, ибо народу следует постигать разум, одухотворяющий букву, меж тем как разумникам следует подчинить свой разум букве.
Бог возложил на человека миссию познавать Божественные законы, используя ниспосланный ему дар мышления.
Я мыслил и изучал, потому и стал верующим, подобно бретонскому крестьянину. А если бы я ещё более размышлял и занимался науками, то сделался бы таким верующим, как бретонская крестьянка.
Достаточно было чуть выйти за пределы внешнего осязаемого облика вещей, чтобы увидеть, как повсюду вокруг нас – и слева, и справа, и позади, и впереди, и под нами, и над нами – пробивается и просвечивает Божественное. Но это Божественное присутствие не просто обнаружило себя пред нашим взором или рядом с нами. Оно так полно наводнило собой всё, и мы сами оказались настолько окружены и пронизаны им, что не осталось места, где нам преклонить колени – разве что в глубине своего сердца. Божественное осаждает, пропитывает, лепит нас при помощи всех без исключения творений. Мы считали его далеким и недосягаемым, а оказалось, что вся наша жизнь погружена в его пылающие недра.
Мне нужен был отвлечённый недостижимо высокий идеал веры. И принявшись за Евангелие, которого я никогда не читывал, а мне было уже 36 лет от роду, я нашел для себя этот идеал.
Мой друг, вы спрашиваете, зачем я иду в монахи. Затем, отвечу вам, чтобы всецело прислушаться к новой области опыта, избавиться для этого хоть временно от посторонних и обычных звуков; новой области опыта, в которой необычайно осуществляется повсюду так искомое нами тождество субъект-объекта. Эта необычайная степень ясности настоящей области опыта требует и тончайшего, тщательного к себе отношения, чтобы по невнимательности не сойти на прежние, привычные абстракции, на которых набилась рука и мысль.