Великие мечты

Еще не было часа дня. Сильвия сидела за обеденным столом вместе со священником, они ели. Получив приглашение, Эдна тоже хотела сесть, но Сильвия сказала, что пусть Эдна не принимает это на свой счет, но ей самой уже пора идти в деревню. И тогда Эдна, которая очень любила поесть, согласилась на то, чтобы ей сделали в дорогу бутерброд (нарезанный помидор между двумя кусками хлеба — без масла, потому что из-за засухи масла было не достать), и пошла следом за Сильвией. Она не знала, чего ожидать, и увиденное произвело на нее большое впечатление. Все, конечно, знали миссис Пайн и встретили ее приветливыми улыбками. Эдне принесли стул, на который она села, и забыли про нее. Бутерброд так и остался лежать у нее в сумке, потому что она подозревала, что многие из присутствующих голодны, невозможно же есть при них. Боже праведный, вот уж не думала Эдна, что когда-нибудь пара кусков сухого хлеба и помидор покажутся ей недопустимой роскошью.

Она слушала, как Сильвия читает на английском языке, медленно и четко выговаривая каждое слово, отрывок из книги какого-то африканского писателя, неизвестного Эдне (она вообще не знала ни одного африканского автора, хотя слышала, что черные тоже пишут романы), а деревенские жители внимали ей как… как будто в церкви. Потом Сильвия попросила юношу, а затем девочку рассказать остальным, о чем рассказывалось в отрывке. Они все поняли правильно, и Эдна испытала облегчение: ей хотелось, чтобы уроки Сильвии приносили пользу, и она была довольна тем, что ей этого хотелось.

Сильвия попросила одну старую негритянку описать засуху, которая случилась в давние времена, когда эта старуха была еще девочкой. На ломаном английском, запинаясь, старая женщина составила несколько фраз, и Сильвия вызвала другую свою ученицу, чтобы та повторила рассказ на более правильном английском. Та далекая засуха мало чем отличалась от нынешней. Старуха сказала, что белое правительство раздавало в засушливых районах маис, и некоторые ученики одобрительно захлопали в ладони, что можно было расценить и как критику в адрес нового, черного правительства. Когда рассказ был закончен, Сильвия велела тем, кто умел писать, записать то, что они запомнили, а тем, кто не умел, составить устный рассказ к завтрашнему дню.

И вот уже половина третьего. Сильвия похвалила старую женщину, рассказавшую о засухе, сказала спасибо остальным ученикам, которых было около сотни, и вместе с Эдной пошла обратно к дому. Сейчас они сядут за стол, чтобы выпить по чашке чаю, и у них будет время поговорить, наконец-то Эдна выскажет все, что у нее на душе… но, как ни странно, оказалось, что потребность выговориться и быть услышанной исчезла.

Сильвия сказала:

— Они такие хорошие люди. Невыносимо смотреть, как бездарно проходит их жизнь.

Они стояли перед домом, около машины.

— Да, — согласилась Эдна, — наверное, все мы могли бы стать лучше, будь у нас такая возможность.

По пристальному взгляду Сильвии она поняла, что люди не ожидают от нее высказываний подобного рода. А почему нет? Чем она хуже?

— Хотите, я помогу вам как-нибудь? С вашими уроками или в больнице?

— О да, конечно!

— Только скажите, когда вам что-нибудь понадобится. — Эдна села в кабину и уехала с ощущением, что ею сделан шаг в некое новое измерение.

Она не знала, что если бы спросила у Сильвии: «Можно мне начать прямо сейчас?» — то услышала бы: «Да, пожалуйста, пойдемте, поможете мне с тяжелым больным, у него малярия, и беднягу так трясет, что его надо все время держать». Но Сильвия решила, что Эдна предлагала помощь только из вежливости, и больше не вспоминала об этом разговоре.

Что же касается Эдны, то ей всю жизнь казалось, будто она упустила какой-то шанс, что перед ней была открыта дверь, но она не увидела или не захотела этого увидеть. Как-то неловко, конечно, она столько лет насмехалась над разного рода благодетелями и благодетельницами, и вдруг самой стать одной из них… И тем не менее она предложила помощь, и предложила искренне. На мгновение она перестала быть той Эдной Пайн, какой знала себя, и превратилась в кого-то очень отличного от нее. Она не рассказывала Седрику о том, что возила чернокожую женщину в больницу: муж, наверное, станет ворчать насчет бензина, который стало так трудно доставать. Но зато упомянула, что видела ту деревню, в которой встречаются вещи, украденные из недостроенной больницы.

— Вот и ладно, — отозвался Седрик. — Пусть люди пользуются, а так все сгнило бы без толку.