Великие мечты

Господин Пхири засмеялся, но чувствовал он себя как школьник, и ему это не нравилось. И он не мог поверить, что здесь, среди холмов, когда-нибудь будет простираться водная гладь.

— Если вы не хотите разминуться с Мандизи, то нам пора ехать обратно.

— О'кей. — Это «о'кей» имело свой первоначальный смысл: да, я согласен.

— Мы поедем по другой дороге, — сказал Седрик, хотя не в его интересах было производить впечатление на человека, который запросто может отобрать у него ферму.

Но он не мог не поделиться своей гордостью: смотрите, вот что я сумел сделать там, где рос буш.

В миле от дома расположилось стадо коров, кормящихся сухими початками маиса. Как и все животные, истощенные засухой, они имели жалкий вид. Но господин Пхири видел только то, что это скот, это коровы, а ему так хотелось иметь своих коров. Он загляделся на них как на чудо — чиновник не понимал, что они на грани смерти.

Седрик сказал:

— Я вынужден пристреливать новорожденных телят. — Его голос звучал глухо.

Господин Пхири был шокирован. Заикаясь, он выговорил:

— Но… но… да, я читал в газетах… но это ужасно. — Он заметил, что по щеке белого фермера течет слеза. — Должно быть, для вас это ужасно, — сказал он со вздохом и тактично отвел глаза, чтобы не смущать Седрика. Он искренне сочувствовал этому белому человеку, но не представлял, что делать, если тот вдруг разрыдается. — Стрелять телят… но разве ничего… ничего…

— У коров нет молока, — пояснил Седрик. — А когда коровы так худы, как сейчас, то телята рождаются слабыми.

Они подъехали к ферме.

Господин Мандизи тоже только что прибыл, правда сначала Седрик решил, что это его заместитель: чиновник вдвое уменьшился в размере.

— Вы очень похудели, — сказал Седрик.

— Да, это так.

Он уже высадил механика возле «мерседеса» и теперь раскрыл заднюю дверцу своей машины, приглашая господина Пхири садиться:

— Прошу вас. — И Седрику официальным тоном: — Вы должны починить свою рацию. Я едва слышал вас.

— Сам бы этого хотел, — ответил Седрик.

— А теперь в школу, — сказал господин Пхири, который погрустнел из-за телят. По дороге в миссию он больше не произнес ни слова.

— Вот дом священника, — объявил наконец господин Мандизи.

— Но мне нужен дом директора школы.

— Директора нет. Боюсь, он в тюрьме.

— Почему не прислали замену?

— Мы просили прислать нам другого человека, но, видите ли, это не самое привлекательное место. Все хотят работать в городе. Или как можно ближе к городу.

Гнев оказал живительное воздействие на господина Пхири, и он энергично прошагал в маленький домик. За ним по пятам следовал его подчиненный. Никого не было видно. Мандизи хлопнул в ладоши, и появилась Ребекка.

— Доложи святому отцу о моем приезде.

— Отец Макгвайр сейчас в школе. Вы легко найдете его, если пойдете вот по этой тропе.

— А почему ты сама не сходишь?

— У меня в духовке мясо. И к тому же отец Макгвайр ждет вас.

— Почему он тогда там, а не здесь?

— Он учит старших детей. Думаю, он учит в нескольких классах, потому что директора нет. — Ребекка повернулась, собираясь идти на кухню.

— Куда это ты пошла? Я не давал тебе позволения уходить.

Ребекка опустилась в медленном, глубоком реверансе и замерла: сложив руки, опустив глаза.

Господин Пхири яростно взирал на кухарку, избегая глядеть на господина Мандизи. Оба понимали, что это издевка.

— Очень хорошо. Можешь идти.

— О'кей, — сказала Ребекка.

Мужчины в городских костюмах тронулись в путь по пыльной тропе. Солнце немилосердно палило им на плечи и головы.

С восьми часов утра в классных комнатах школы стоял шум и гам: дети в радостной тревоге ожидали прибытия большого начальника. Их учителя, которые были немногим старше своих учеников, находились в столь же восторженном состоянии. Но никто не приезжал, не слышно было гудения автомобильного двигателя, только бродили голуби по школьному двору да перекликались цикады в рощице деревьев возле водосборника — пустого. Все дети уже несколько недель не могли толком утолить жажду, а некоторые к тому же голодали и не ели ничего, кроме того, что выдавал на завтрак отец Макгвайр: кусок плотного сладкого хлеба и порошковое молоко. Девять часов, потом десять. Возобновилось нормальное течение уроков, и зазвенел хор из нескольких сотен голосов, нараспев повторяющих за учителем правила, факты, фразы — когда нет ни учебников, ни тетрадок, приходится полагаться только на повторение, на заучивание в классе. Этот хор, разносящийся на полмили вокруг школы, стих, только когда появились взмокшие чиновники.

— Что это такое? Где учитель?

— Я здесь, — пролепетал смущенный юноша и улыбнулся в агонии трепета перед начальством.

— Что это за класс? Почему такой шум? Устное разучивание в утвержденную программу не входит, насколько я помню. И где ваши учебники?

Ему ответили пятьдесят полных воодушевления детей:

— Товарищ инспектор, товарищ инспектор, у нас нет учебников, у нас нет тетрадок, пожалуйста, пришлите нам тетради. И карандаши тоже, да, хоть сколько-нибудь карандашей, не забудьте про нас, товарищ инспектор.