По словам Ибаньеса, Колумб был «загадочной фигурой», и не исключено, что этот человек, объявившийся в придворных кругах Испании и Португалии в 70—80-е годы, не был тем, за кого себя выдавал. Моряк, назвавшийся генуэзцем, мог быть в прошлом кем угодно — пиратом, работорговцем. «А в это время, которое было временем реорганизации инквизиции и изгнания евреев из Испании, — людей, скрывавших свое истинное происхождение и менявших имя, было великое множество». По архивным записям генуэзских нотариусов, он был всего-навсего мелким агентом местных коммерсантов. Однако по-кастильски писал «превосходно, с выразительностью и свежестью, свойственными прирожденным поэтам» (у Колумба были стихи религиозного содержания). «И если, — продолжал Ибаньес, — Кристофоро Коломбо, который жил в Генуе, мог быть назван в 1473 г., имея отроду свыше 20 лет, лишь трактирщиком и шерстяником (только последним, «ланерио». — B.C.), если он никогда не всходил на борт корабля и не учился ничему из того, в чем впоследствии Кристобаль Колон выказал себя достаточно сведущим, то каким чертом ему удалось превратиться в бывалого моряка и стать образованным человеком за тот предельно короткий срок, который отделяет его от вызова к генуэзским нотариусам до появления при португальском дворе опытного мореплавателя Колона?».[12]
По сути дела писатель ставил несколько вопросов, относящихся к происхождению Колумба и к его деятельности. Во-первых, Ибаньес сомневался в генуэзском происхождении адмирала. Во-вторых, он усматривал противоречие между возрастом, приписываемым Колумбу, и его образованностью, в частности знанием мореходства. И, наконец, Ибаньес был готов считать Колумба пиратом, исходя из обстановки, с которой было связано его появление на Пиренейском полуострове.
Допустим, что Колумб не был генуэзцем. При этом придется отбросить многие свидетельства современников, включая тех, кто знал адмирала в молодости. Мы должны не считаться с тем, что известны его родственники, в том числе мать, отец, брат Бартоломео, который помогал адмиралу в Вест-Индии. Мы должны отбросить завещание Колумба, где он говорит о генуэзской родине, о генуэзских коммерсантах. Пожалуй, слишком много будет документов, которые придется отбросить, чтобы превратить Колумба в «загадочную фигуру» без роду и племени.
Его образованность, его знание мореходства, конечно, не были приобретены за короткий срок. При этом широта его знаний была не так велика, чтобы объяснять ее, скажем, университетской подготовкой. Колумб мог обучиться мореходству в юности, в каботажных плаваниях у Лигурийских берегов. Он мог продолжить обучение, и не только мореходное, женившись в Португалии на Филипе Монис (Мониш по-португальски), попав в семью, связанную с жизнью у моря. Неизвестно, когда Колумб предложил свои планы Лиссабону, хотя сам он перед смертью утверждал, что добивался своего в Португалии в течение 14 лет. Подтверждения этих сведений нет, и можно лишь сказать, что, прибыв в Португалию, моряк, даже опытный, вряд ли сразу входил в круги, близкие к королевскому двору. Словом, нет оснований поминать «предельно короткий срок» между отъездом Колумба из Генуи и его проблематичным «появлением при королевском дворе».
Что касается превосходного кастильского языка Колумба, то при его жизни никто не счел его язык свидетельством кастильского или вообще иберийского происхождения. Известно, что устная речь Колумба выдавала в нем иностранца. Ибаньес же судил не по отзывам о речи Колумба, а по его стихам, по записям, к тому же позднейшим, сделанным после многих лет пребывания в португальском и испанском обществе. К этому времени Колумб мог вполне овладеть кастильским письменным языком. Известно немало писателей и поэтов, превосходно владевших неродными языками и писавших на них, начиная от латыни и кончая современными.
Наконец, о вероятности того, что Христофор Колумб был пиратом, можно судить лишь по материалам, приведенным Фернандо Колумбом и Лас Касасом, причем последний просто повторяет первого, не ссылаясь на него. Других данных такого рода не было и нет, а потому нет смысла принимать окончательное решение. То же можно сказать и о вероятности участия Христофора Колумба — о чем пишет Ибаньес — в торговле черными или белыми рабами. Будущий адмирал плавал к берегам Западной Африки, где шла работорговля, но неизвестно, чем он там занимался. Впрочем, к работорговле он относился, подобно своим современникам — испанцам и итальянцам, — как к заурядному явлению, и в дальнейшем, открыв Новый Свет, предлагал испанским королям видеть в индейцах своих рабов.