Великие психологи

Когда Первая мировая закончилась, немецким военным подразделениям был отдан приказ вернуться на места их постоянной дислокации. Фриц вспоминал, что они вынуждены были сутками идти пешком без куска хлеба. Именно тогда он приобрел привычку курить, сохранившуюся на всю жизнь. Как и все участники войны, Перлз потерял близких (погиб его лучший друг, тот самый Фердинанд, с которыми они когда-то были изгнаны из школы). Он пережил период абсолютной бесчувственности к гибели окружавших его людей. Ему почти ежедневно приходилось сталкиваться с антисемитизмом в рядах своих товарищей по оружию. Перлз утверждал, что на несколько лет потерял способность мечтать и фантазировать о чем-то хорошем.

Вернувшись домой, он сначала отправился доучиваться в университет Фрайбурга, а спустя полгода вновь уехал в Берлин, где и получил в 1920 году степень магистра, а еще через год степень доктора медицины. Потерпевшая поражение Германия оказалась в тяжелом кризисе. Фриц вместе с матерью и младшей сестрой Эльзой переезжали из одной квартиры в другую, с трудом оплачивая аренду жилья (Грета вышла замуж и покинула семью). Натан же практически не общался с женой и детьми, никак не помогал им в бедственной ситуации. Когда через несколько лет он умер, Фриц отказался прийти на его похороны, чтобы проводить в последний путь.

Перлз в эти годы, как и многие молодые немцы, пытался принимать участие в политической жизни страны, однако он достаточно быстро понял, что это не его поприще. В 1921 году он начал «неуклюже подбираться к психиатрии с лекарствами, электроштуками, гипнозом и разговором», занявшись частной практикой со специализацией в нейропсихиатрии.

Считая себя чуждым рядовым бюргерам, Фриц всё больше увлекался жизнью берлинской богемы. Ему был близок этот дух противопоставления себя обществу, который сохранился у него навсегда. Перлза интересовал появившийся как реакция на Первую мировую войну дадаизм, с его критикой рационализма как одной из главных причин конфликтов, с восхвалением иррациональности и цинизма. Он увлекался идеями Баухауса, также ломавшего традиции и провозглашавшего «красиво то, что функционально». Наконец, он открыл для себя одного из авангардистских писателей Саломо Фридлендера, скромно называвшего свое творчество синтезом Имануила Канта и Чарли Чаплина и подписывавшего произведения «Минона» (что означало слово «Аноним», только написанное наоборот).

Перлза не устраивали классические немецкие философские системы, казавшиеся ему чрезмерно сложными. Фридлендер в своей работе «Творческое безразличие» описывает так называемую нулевую точку, или точку баланса, в которой сходятся противоположности, переходя друг в друга. Только находящийся в этой точке человек может обрести покой и равновесие, так как в этом случае он перестает разделять мир на хороший и плохой, белый и черный, осознавая, что это деление иллюзорно. Фриц Перлз называл Фридлендера гуру и считал, что его взгляды схожи с даосизмом. Кроме того, в своей терапии Перлз будет использовать идею точки баланса как одну из главных, подчеркивая, что организм стремится достигнуть этого равновесия, дополняя ненависть любовью, страх агрессией и т. д.

Несмотря на продолжающийся экономический кризис, Перлз хорошо зарабатывал, причем делал это весьма необычно: «Давайте вернемся к моему спасителю, мясному ангелу, который слетел с неба Бременхевена (так в тексте, верно — Бремерхафен. — С. А.) прямо ко мне в комнату для консультаций или, скажем, в кладовую? Он страдал от головных болей и, как все невротики, утверждал, что хочет излечиться. До Бременхевена было восемь часов езды на поезде, и он раз в неделю приезжал ко мне с огромным пакетом мяса и сосисок. Я жил с родителями и сестрой Эльзой. Как говорится, мы никогда не жили так хорошо. Но это еще не всё. После нескольких недель лечения он стал утверждать, что чувствует себя лучше, хотя и не излечился полностью, но эти длительные поездки на поезде не приносят пользы его голове. У него много друзей, желающих консультироваться у меня, да и в Бременхевене нет аналитика с достаточной квалификацией. «Но мне не представляет интереса, — сказал я, — превратиться в инструктора, вымученного вагонной тряской».

«Хорошо, — был его ответ, — мы можем заплатить американскими долларами». Сердце мое замерло. Не может быть! Такое чудо просто не существует. Но это было так.