Великие психологи

Надежды Перлза на обустройство в Голландии быстро рассеялись. Он не мог найти работу, так как не имел официального разрешения на ведение трудовой деятельности, да и поиск жилья оказался непростым делом. Фрицу пришлось жить на благотворительные пожертвования для еврейских беженцев из Германии, в доме, переполненном такими же, как он, людьми, спасавшимися от нацистов. Когда в сентябре 1933 года к нему приехали Лора с дочерью, работы по-прежнему не было, и Перлзы вынуждены были жить на деньги от проданных вещей и книг и на то, что Фриц называл «милостыней», которую он получал от одного местного актера (по непонятным причинам) и от молодой женщины, одним из любовников которой Фриц был в это время. И без того тяжелая ситуация осложнилась еще и тем, что у Лоры случился выкидыш.

Необходимо было искать выход из положения, и он нашелся. Фриц переписывался с одним из психоаналитиков в США, который обещал помочь с переездом. Однако у Фрица еще был свеж в памяти опыт безуспешного пребывания в Америке. Поэтому когда он получил предложение поработать психоаналитиком в Южной Африке, то немедленно согласился.

Главным препятствием для адаптации и успешной работы было плохое знание английского языка. Но Фриц был упрямым человеком, он начал практиковаться уже во время трехнедельного плавания к Южной Африке, читая на английском небольшие рассказы, детективы, приставая к экипажу и пассажирам с беседами. В общем, плох или хорош был его английский язык, но психоаналитиком Перлз начал работать сразу по приезде, в то время как Лора изучала язык еще три месяца.

Жизнь Перлзов вновь изменилась до неузнаваемости. Фриц вспоминал: «Нас встретили очень гостеприимно. Я открыл практику и основал Южно-африканский институт психоанализа. В течение года мы построили себе первый дом в современном стиле в шикарном районе, с теннисным кортом, бассейном, няней (у нас был следующий ребенок), управляющим и двумя слугами-аборигенами.

В течение следующих лет я мог предаваться своим хобби: теннис и пинг-понг. Я получил права летчика. Мои друзья наслаждались полетами со мной, хотя Лора никогда не доверяла мне. Моим величайшим удовольствием было остаться одному в самолете, выключить мотор и планировать вниз в величественной тишине и одиночестве.

У нас также был большой каток. Как я любил танцевать на льду! Широкие скользящие движения, грацию и баланс нельзя сравнить ни с чем. Я даже выиграл медаль на соревнованиях.

Экскурсии на океан, плавание в теплых водах Индийского океана, наблюдение изобилия диких животных, от-снятие фильмов на самом современном уровне, направляющие игры (я учился у Макса Рейнхарда), получение первого места среди любителей, посещение знахарей, некоторые открытия, обучение игре на скрипке, составление ценной коллекции марок, несколько теплых и продолжительных дружеских отношений.

Какое отличие от нашей предыдущей жизни! Я всегда имел достаточно денег и всегда был занят, но никогда это не было так. Это была вспышка активности, деятельности и траты денег. Лора обычно называла меня смесью пророка и бездельника. В то время, конечно, была опасность потери обоих»[283].

Однако жизнь в Южной Африке была отнюдь не так безмятежна, как ее описывал Перлз. Отношения с женой ухудшались. Лора вновь забеременела, но Фриц не хотел иметь еще одного ребенка и попытался убедить жену сделать аборт. Она ответила категоричным отказом: «Если ты не хочешь ребенка, это будет мой ребенок, но он будет». 23 августа 1935 года на свет появился сын Стефан.

Ни Стефану, ни Ренате детство не казалось счастливым. Рената вспоминала, что боялась отца: «Меня часто отправляли на каникулы на эти ужасные фермы, места, которые я ненавидела и где я чувствовала себя изгоем. Я помню, что Фриц обращал на нас мало внимания. Он постоянно отсутствовал, работал. Но во время войны это был ад, когда он был дома. «Вы не должны существовать. Вы не должны иметь друзей, пока я не разрешу». У него практически на всё было «Нет». Тогда как с Лорой неизменно «Да». Никакой золотой середины <…> Я помню тот первый раз, когда он вышел из себя. Мне было пять лет, и меня заперли в сарае на целый день. Я не помню, что я такого сделала. Я просила нашего садовника Джона, чтобы он выпустил меня, но он ответил: «Я не могу. Я потеряю работу. Он уволит меня, если вас освобожу»[284]. Подобные истории были в детстве Ренаты, увы, не редкостью. Иногда дело доходило даже до рукоприкладства со стороны Перлза.

К тому же для Фрица и Лоры работа была превыше семьи. Времени на детей практически не оставалось. Лора вспоминала: «Я работала от десяти до тринадцати часов ежедневно, шесть дней в неделю, иногда и по воскресеньям. Мне тогда шел третий десяток, и я была весьма энергична. Однажды я зашла в кухню, в восемь вечера, и сказала горничной: «Я совершенно измотана». Она удивилась: «Да что вы делаете? Вы ж сидите и разговариваете!»[285].