Великие психологи

Фриц Перлз впоследствии использовал технику с похожим названием, так называемый «горячий стул». В этом случае терапевт как бы провоцирует одного из участников гештальтгруппы занять место в центре аудитории и начать рассказывать о своих проблемах, а также отвечать на вопросы терапевта и других членов группы.

Помимо психодрамы Перлз освоил систему чувственного сознавания, которую развивала Шарлотта Селвер. Она считала необходимым научить человека возвращаться к детским воспоминаниям и чувствам, утраченным под влиянием воспитания, когда в сознании ребенка закрепляются родительские, а позднее социальные ценности и его собственная сущность при этом страдает. Для того чтобы пробудить этот детский опыт, а также отличать свои переживания от навязанных извне, Селвер практиковала медитативное осознание важнейших физиологических процессов — дыхания, ходьбы, лежания, бега и других. Кроме того, в своей практике Селвер пыталась научить человека понимать, как он тратит собственную энергию, где она расходуется впустую, а где ее, наоборот, не хватает.

Перлз пытался освоить и использовать в гештальттерапии и куда более неординарные практики. Например, он заинтересовался идеями основателя сайентологии Рона Хаббарда и какое-то время якобы даже получал так называемый одитинг[297]. Он также познакомился с дзен-буддизмом, который произвел на него сильное впечатление «мудростью, потенциалом и внеморальным отношением».

Взгляды Фрица на развитие гештальттерапии всё более расходились с позицией Лоры и большинства членов института. Ситуация осложнялась еще и тем, что Перлз не переносил критики, и с годами, а ему было уже за 60, ситуация только ухудшалась. В 1956 году врачи диагностировали у Фрица проблемы с сердцем, и он решил поменять место жительства, считая, что более мягкий климат пойдет ему на пользу. Перлз переселился из Нью-Йорка в Майами. С Лорой они больше никогда не жили вместе, правда, продолжали общаться, бесконечно спорили и жаловались друг на друга, но так и не развелись.

Переезд в Майами стал для Перлза очередным вызовом. Он оказался вдали от привычной для него обстановки. Новые гештальтгруппы не появлялись, и раз в несколько месяцев Фриц посещал уже существующие — в Нью-Йорке, Кливленде, Торонто. Его частную практику также нельзя было назвать успешной. Он превращался в отшельника, живущего в небольшой квартире, арендованной у бывшего клиента, и никто не хотел иметь с ним дела из-за его сложного характера. Единственным, что доставляло удовольствие Перлзу, не считая, конечно же, курения, было плавание.

Всё снова изменилось в декабре 1957 года. Именно тогда Перлз встретил 32-летнюю Марти Фромм, которую он впоследствии называл самой важной женщиной в жизни. Они познакомились, когда Марти пришла за консультацией к Фрицу по поводу проблем с поведением одной из ее дочерей. Перлз помог девочке, но сразу же обратил внимание Марти на ее собственные проблемы. Он стал ее психотерапевтом, а через несколько встреч и любовником. В своих воспоминаниях «Внутри и вне помойного ведра» Перлз опубликовал открытое письмо, обращаясь к Марти, когда их отношения уже закончились: «Дорогая Марти, когда я встретил тебя, ты «была» прекрасна, выше всех описаний. Прямой греческий нос, который ты позднее переделала, чтобы иметь «хорошенькое личико». Когда ты это сделала, когда изменила свой нос, ты стала иной. Ты всё имела в избытке — ум, тщеславие, холодность и страсть, жестокость и работоспособность, безрассудство и депрессию, беспорядочность и лояльность, презрение и энтузиазм.

Когда я говорю тебе «была», я не совсем точен. Ты — есть, и ты слишком жива, хотя стала более косной. Я еще люблю тебя, а ты любишь меня без страсти, но с доверием и пониманием.

Когда я обращаюсь к годам, прожитым с тобой, то прежде всего всплывает — не неистовые лобзания и даже не наши еще более неистовые схватки — но твоя благодарность: «Ты вернул моих детей».

Я нашел тебя подавленной, близкой к самоубийству и разочарованной в замужестве, связанной двумя детьми, с которыми ты утратила контакт. Я гордился, что поднял тебя и сформировал для своих и твоих нужд. Ты любила меня и восхищалась мной как терапевтом и в то же время стала моим терапевтом, врезаясь своей безжалостной честностью в мою лживость, противоречивость и манипуляции. Никогда не было потом так, как тогда, когда каждый отдавал столько, сколько брал.

Потом я взял тебя в Европу. Париж, какие-то болезненные приступы ревности с моей стороны, какие-то дикие оргии, возбуждение, но не настоящее счастье. Это счастье пришло в Италии. Я был так горд показать тебе истинную красоту, как если бы я владел ею, и помог тебе преодолеть посредственный вкус в искусстве. Конечно, мы напились допьяна.

Это исполнение «Аиды» в Вероне! Древний римский амфитеатр, вмещающий 20–30 тысяч зрителей. Сцена? Нет сцены. Один конец театра построен на равных исполинских трехметровых подпорках, египетская часть перевезена с другого континента.