Великие психологи

Ночь, почти мрак. Публика, освещенная тысячью свечей. Потом исполнение. Голоса, плывущие с захватывающей интенсивностью над нами, сквозь нас. Финал: факел, пылающие в бесконечном пространстве и умирающие голоса, соприкасающиеся с вечностью!

Нелегко было вернуться к толкотне и суете покидающей толпы. Открытый воздух оперы в Риме был артефактом, ни на минуту не позволяющим забыть, что присутствуешь на исполнении.

Наши ночи. Нет нужды возвращаться домой, нет страха слишком мало спать. Последняя капля нашего ощущения друг друга. «Сегодня ночью было превосходно» — стало готовой фразой, но это была правда, нарастающая интенсивность бытия одного для другого. Нет слов для описания тех недель, дилетантское заикание.

В этой жизни ничего не получаешь за так. Я должен дорого платить за мое счастье. Вернувшись в Майами, я всё больше и больше становился собственником. Моя ревность достигла, действительно, психотических размеров. Стоило нам расстаться, а большую часть дня мы проводили вместе — и я беспокоился, несколько раз в день ездил к тебе, проверял тебя. Я не мог сосредоточиться ни на чем кроме: «Марти, где ты сейчас и с кем ты?»

Так было до тех пор, пока Питер не вошел в нашу жизнь и ты не полюбила его. Он не очень-то заботился о тебе. Для тебя он был отдыхом от меня и от моей пытки. Он был беззаботным, занимательным. Невозможно было скучать в его присутствии. Он был молод и прекрасен, я был стар и ожесточен. Усложним вопрос еще больше: я слишком любил, да и сейчас люблю его. Небеса разверзлись надо мной. Внешне я был оставлен в унижении, лелея дикие фантазии мести. Все попытки порвать с тобой не имели успеха. Потом я сделал нечто такое, что при взгляде назад кажется попыткой совершить самоубийство, но без позора такого рода малодушия.

Я пережил те операции, я пережил наше расставание, я пережил наши последние схватки и примирение. Я — здесь, ты — там. Я чувствую себя хорошо и уверенно, где бы мы ни встретились. Спасибо, что ты была самой важной личностью в моей жизни. Фриц»[298].

В этом воспоминании Перлза смешаны несколько этапов их отношений с Марти Фромм. Первый — романтический, продолжавшийся на протяжении всего 1958 года, второй — этап болезненной ревности Фрица, начавшийся в 1959-м. За год до этого Перлзу предложили стать обучающим терапевтом в психиатрической больнице Коламбуса. Для Фрица это означало возможность объединить его детище — гештальттерапию с официальными психотерапевтическими методами. Отказываться от подобного шанса он не собирался. Когда он заявил Марти, что уезжает, она устроила истерику, выслушав которую Фриц сказал: «Марти, я сделал для вас всё, что мог, пока был здесь. Я не ответствен за вас. Я ничего вам не должен. До свидания»[299]. В этой фразе звучала вся суть отношения Перлза к женщинам, которые, если пользоваться терминологией гештальттерапии, были в его жизни лишь фоном, тогда как он сам всегда оставался для себя фигурой.

Фриц провел в Коламбусе около девяти месяцев, после чего вернулся в Майами. Может быть, впервые в жизни Перлз настолько сильно привязался к девушке, так на него похожей. Та практически параноидальная ревность, о которой вспоминал Фриц, охватившая его после возвращения, была во многом спровоцирована употреблением ЛСД, которое он начал практиковать во время романа с Марти, стремясь с помощью наркотика достичь новых ощущений и расширить границы осознания реальности. У Марти начался роман с одним из клиентов Фрица, которого звали Питер. Работа вновь спасла Фрица, не позволив сойти с ума от боли. В 1959 году его пригласили в Мендосино, на западное побережье, психологом-консультантом в одну из государственных клиник. Хотя Фриц и Марти жили в разных городах, они сохранили отношения вплоть до самой смерти Перлза. Правда, когда Фриц сделал ей предложение выйти за него замуж, она отказалась.