Разногласия в среде формировавшихся психологических школ были обычным делом. Адлер знал об этом не понаслышке. Однако он не был склонен принимать иные взгляды в рамках собственной школы, особенно те, которые, как ему казалось, не имели эмпирической базы, а представляли лишь философские размышления. Для Адлера подобный вопрос был особенно болезненным, так как именно в это время его работа «Невротический характер», представленная университетской академической комиссии для получения докторской степени, была отклонена с формулировкой: «Книга не является медицинским исследованием». В свою очередь, Адлере и Шварц не были готовы мириться с авторитаризмом Адлера, тем более потому, что они не соглашались с его стремлением любые процессы, касавшиеся человека или общества, объяснять лишь посредством психологии. В 1927 году они объявили о выходе из Общества индивидуальной психологии.
Виктор Франкл придерживался аналогичной позиции, и хотя он поначалу не собирался покидать общество, отношение к нему Адлера не оставило иного выхода: «Адлер с того дня больше ни словом со мной не обмолвился и даже перестал здороваться, когда я, как прежде из вечера в вечер, входил в кафе «Зиллер» и приближался к столику, за которым он проводил заседания. Так и не простил, что я не пожелал безоговорочно во всём ему следовать. Вновь и вновь он давал мне понять, что пора выйти из основанного им общества, хотя я и прежде, и тогда не видел на то ни малейшей причины. Тем не менее два месяца спустя я формально разорвал связь с этим объединением.
Нелегко дался мне этот «исход». На протяжении года я занимался изданием журнала по индивидуальной психологии, «Человек в повседневности», и теперь, разумеется, выпуск журнала прекратился. И в целом я лишился прежней компании. Лишь немногие индивидуальные психологи сохранили со мной если не научные, то хотя бы человеческие отношения»[201]
. Несмотря на разрыв отношений, Франкл впоследствии никогда не отзывался об Адлере плохо. Говорить о людях хорошо или вообще не говорить о них — таков был принцип Виктора Франкла.К моменту, когда он был вынужден покинуть Общество индивидуальной психологии, Франкл заявил о необходимости разработки нового направления, которое в 1926 году он обозначил как логотерапия (от греч. «логос» — смысл). Однако оказавшись вне научной среды и без должного руководства, Франкл не мог развивать свои идеи и сосредоточился на практической работе врача.
В 1927–1928 годах Франкл вместе с коллегами (ему помогали как адлерианцы, так и фрейдисты) при поддержке Венской палаты рабочих и служащих организовал сначала в Вене, а потом еще в шести австрийских городах оказание бесплатной психологической помощи молодежи, находившейся в трудной жизненной ситуации — в первую очередь безработным и склонным к суицидам. Через несколько лет Франкл и его коллеги обратили внимание еще на одну группу, которой была необходима психологическая помощь, — выпускники школ. Психологи давали объявления в газетах, расклеивали в школах плакаты, в общем, делали всё, чтобы дети знали, к кому следует обращаться за помощью в тяжелых жизненных ситуациях. Лекции о смысле жизни человека, об устройстве психики и путях выхода из личностного кризиса и абсолютно бесплатное консультирование, которое проходило на дому у психологов, оказались настолько эффективны, что вплоть до 1931 года в Вене не было зарегистрировано ни одного случая самоубийства среди выпускников школ.
Работой Франкла и его коллег по оказанию консультативной помощи молодежи заинтересовались за рубежом. Подобные центры были открыты в Цюрихе, Праге, во многих городах Германии. Идеи Франкла и их практическое воплощение привлекли внимание таких маститых ученых, как Вильгельм Райх, о котором Франкл вспоминал, что тот, «увлекшись разговором, часами возил меня в своем открытом авто по Берлину»[202]
, и Отто Петцль[203], который даже по сравнению с Фрейдом и Адлером казался ему «несомненным гением».В своих мемуарах Франкл писал, что уже к 1929 году сформулировал первые фундаментальные принципы логотерапии, которые позднее будут обозначены как пути, ведущие к смыслу жизни человека: «…я продумал различия между тремя ценностными группами, то есть тремя возможностями придать жизни — вплоть до последнего мгновения, до последнего вздоха — смысл. Эти три возможности придать жизни смысл суть поступок, который человек совершает, работа, которую человек делает, или переживание, любовь. Даже перед лицом необоримой судьбы (например, неизлечимой болезни, неоперабельного рака) мы в состоянии придать жизни смысл, принеся свидетельство самого человеческого из всех человеческих даров: способности преобразить страдание в свершение духа»[204]
.