Великие психологи

В Мендосино Перлза пригласил главный психолог местной больницы, экзистенциальный терапевт Вильсон ван Дузен. Фриц должен был консультировать группы социальных работников, психологов и психиатров. Во время этой работы он производил на всех сильное впечатление своим талантом, так как без труда мог охарактеризовать клиента и его проблемы, предварительно ничего не зная о нем, анализируя лишь выражение лица и позу, в которой он сидел. Но Перлз оставался Перлзом, и не в его характере было сдерживать свои желания. Так некоторое время по приезде он жил в семье Вильсона ван Дузена. Тот вспоминал, что «еда была священным ритуалом для него, и мы не должны были беспокоить его болтовней или чем-то еще, пока он долго жевал. Он мог быть достаточно жестоким за столом, пока наконец не натренировал бы вас есть так, как он считал правильным. И вы ничем не должны были беспокоить его, так как он был очень сконцентрирован на еде». Супруга Вильсона — Марджери была не так лояльна к Фрицу: «Он жил как свинья. В своей комнате он всё разбрасывал. Становилось всё грязнее, грязнее и грязнее. Кровать никогда не застилалась, на ней был бардак. Вы или заботились о нем, или позволяли всему превращаться в хлам. Это было его стилем. Он не верил в социальное приличие. Он чувствовал, что оно было фальшивым»[300]. Не выдержав однажды вызывающего поведения Перлза, Марджери даже запустила в него сахарницу, разбив часы на руке Фрица. К счастью, дело тем и ограничилось.

В 1960 году Перлз оставил быстро наскучивший Мендосино и отправился в Лос-Анджелес, где вместе с бывшим учеником Джимом Симкиным вновь стал проводить семинары гештальттерапии. Вскоре количество групп, с которыми он работал, выросло, добавились и частные клиенты. Фриц был вынужден еженедельно разъезжать между городами. Так продолжалось несколько лет, пока ему это не наскучило и он не решил отправиться в путешествие. Откровенно говоря, вся его жизнь и была одним большим путешествием. Потому он и называл себя цыганом.

Среди стран, которые посетил Перлз, знаковыми для него стали Япония и Израиль. В Киото он ближе познакомился с дзен-буддизмом. Двухмесячное обучение, если это можно было так назвать, закончилось заданием Мастера — парадоксальным вопросом — коаном, на который необходимо было дать такой же неординарный ответ. «Какого цвета ветер?» — спросил Мастер. Фриц в ответ дунул ему в лицо. Мастер был удовлетворен ответом.

В Израиле, неподалеку от Хайфы, Фриц провел несколько месяцев в общине художников Эйн Год[301], в результате чего тоже начал писать картины. В Эйлате он впервые познакомился с культурой хиппи, образ жизни которых оказался ему очень близок: «Здесь были бродяги, и земля, и морской пейзаж. Вместо того, чтобы следовать своему решению, я пробыл там около двух недель. Здесь не было ни любовных историй, ни культурных аттракционов, пляж скорее был каменистый, в отличие от восхитительного пляжа в Хайле, но… я встретил обаятельных бродяг, в основном американцев. Сегодня мы называем их хиппи и встречаем их тысячами. Уверен, что среди нашей богемной толпы в Берлине были отдельные личности, которые решили сделать своей профессией ничегонеделание, но большинство усиленно трудились, чтобы стать достойными людьми и что-то сделать в жизни, и очень многие, действительно, делали. Еще я встретил битников: гневные люди, разбивающие свои головы о железные правила общества. Я встретил последователей „дзен“, которые за несколько месяцев до этого отказались от гнева и были заняты поисками спасения. Найти здесь бродяг было для меня событием. Найти людей, которые были счастливы тем, что они просто есть вне зависимости от целей и достижений»[302].