Великие психологи

Поэтому, погружаясь в воспоминания и фантазии, они просто пытаются уйти от реальности, которая им угрожает. Некоторые, еще не утратившие окончательно инициативу, могут даже совершить что-то полезное для общества. К этому типу принадлежат многие художники, которые уходят от реальности и строят для себя безбрежный мир из фантазий и идеалов. Однако они являются исключением из правила, так как обычно индивидуумы этого типа капитулируют перед трудностями и терпят поражение за поражением. Они боятся всего и вся, с течением времени становятся всё более недоверчивыми и не ожидают от мира ничего, кроме враждебности»[67].

Семьи, в которых растут дети, могли и должны были бы корректировать и направлять их развитие, однако, как замечает Адлер, родители в подавляющем большинстве случаев не являются ни хорошими педагогами, ни хорошими психологами. Формирующееся у детей представление о том, что они должны превосходить всех остальных, основывается на тех примерах, которые дети видят в семье. В большинстве случаев ребенок наблюдает авторитаризм, который, естественно, не способствует формированию установки взаимоуважения и взаимного доверия, а значит, препятствует развитию так необходимого для гармоничной личности социального чувства. По мере взросления ребенок не только принимает идею, что побеждает сильнейший, но становится тщеславным и властолюбивым. Взрослея, он начинает проявлять агрессию в отношении окружающего мира и родителей.

Значимость семьи в воспитании безусловна, но не менее важны взаимоотношения матери и ребенка. Адлер пишет, что всегда, когда эти отношения неудовлетворительны, у ребенка обнаруживаются социальные дефекты. Наиболее распространены два вида материнских ошибок в воспитании: «В первом случае мать не выполняет надлежащим образом свою материнскую роль, а ее ребенку не удается сформировать у себя какого-либо социального чувства. Этот дефект очень значителен и влечет за собой много неприятных последствий. Ребенок вырастает иностранцем в незнакомой стране. Если мы хотим помочь такому ребенку, то нам не остается ничего, кроме как сыграть ту роль, которую должна была сыграть его мать и которая по какой-то причине выпала из его развития. Это единственный способ, если можно так выразиться, сделать из него подобное нам человеческое существо.

Вторая ошибка, вероятно, более распространена. Мать действительно является матерью; однако она играет свою роль настолько преувеличенно и эмфатически, что ребенок не способен развить в себе какого-либо социального чувства, не относящегося к его матери. Эта мать позволяет любви, развившейся у ребенка, быть обращенной только на нее. Можно сказать, что такого ребенка интересует лишь его мать, а остальной мир для него не существует. Не стоит и говорить, что у этого ребенка отсутствует основа для социального развития»[68].

Единственным учреждением, которое должно исправить родительские ошибки, допущенные при воспитании ребенка, является школа, где должна отсутствовать какая бы то ни было конфронтация с ребенком, где он воспринимается как субъект обучения и воспитания, как личность, равная учителю. Однако современная школа, как отмечал Адлер, не в состоянии это выполнить, так как в ней нет учителей, способных распознавать психологические проблемы в развитии детей и преодолевать их должным образом, без авторитарного навязывания собственной «истины».

Сохранилось не так много информации о том, как именно Адлер проводил психотерапевтические сеансы. Тем не менее если сравнивать терапию Адлера и Фрейда, то первое, на что стоит обратить внимание, — позиция терапевта и пациента. Образ психоаналитического сеанса широко распространен в массовой культуре. Лежащий на кушетке пациент, рассказывающий о своих снах или потоке бессвязных мыслей и образов, проносящихся у него в голове, сидящий за ним терапевт, фиксирующий всё, о чем говорит человек, чтобы связать в дальнейшем это единым смыслом и проанализировать, — вот что представляется, когда мы слышим «психоаналитический сеанс». Адлер и его ученики практиковали иной взгляд на взаимоотношения пациента и врача. Врач и пациент сидели друг перед другом как равные партнеры. Фрейд и его последователи — скорее сторонние наблюдатели, отмечающие всё то, что происходит в человеке. Адлер и его ученики — активные соучастники процесса терапии. Сами сеансы у Адлера были значительно короче и реже, чем у Фрейда. И конечно же, для адлерианцев второстепенным фактом был вопрос возможности пациента оплатить консультации — сказывались социалистические взгляды Адлера на необходимость помощи нуждающимся.