Характеристика социального строя древней Иберии, приводимая Страбоном, возникла под влиянием представлений о кастовом характере индийского и арийского древнейшего государственного устройства, нашедшего свое отражение в Зенд-Авесте. В четырех социальных категориях древнеиберийского общества — царях, жрецах, воинах (земледельцах) и рабах — улавливается без труда нечто близкое к характеристике скифского политического устройства, известной из Геродота, где также выделены скифы царские, или род (племя), из которого происходят цари, энареи, опять-таки род, или племя, жрецов, скифы-земледельцы и, наконец, скифские племена, являющиеся рабами скифов царских.
Эта же общественная градация выражена символически и в легенде о дарах (плуг, ярмо, секира и чаша), упавших с неба и как бы предопределивших соответствующие социальные категории скифов. Несомненно, что на характеристике социальных отношений скифов у Геродота отразились те же древнеиранские политические представления.
Расположившуюся на каспийском побережье Албанию Страбон ограничивает с севера отрогами Большого Кавказа; те из них, которые спускаются к Каспийскому морю, он называет Керавнскими горами. Это наименование Птолемей прилагает к северным отрогам Кавказа вообще.
С юга Страбон ограничивает Албанию Арменией, тогда как в действительности она должна была граничить с Мидией, тем более что Страбон подчеркивает принадлежность к Албании области племени каспиев, поглощенного албанами, видимо, незадолго до времени Теофана, а ранее того входившего в состав Мидии. Именно в области каспиев протекали через Албанию реки Кир и Араке в их нижнем течении, которые уже у Плиния, ссылающегося на «большинство» писателей, имеют общее устье, хотя еще Птолемей наряду с рукавом Аракса, впадающим в Куру, показывает и его собственное устье. Страбон, однако, пользуясь в данном случае, видимо, Эратосфеном, говорит отчетливо об их раздельных устьях.
Страбон не показывает ни одного населенного пункта Албании, не найдя их, видимо, в своих источниках. В том, что он, помимо Теофана Митиленского, вряд ли располагавшего значительными сведениями, основанными на непосредственных впечатлениях, пользовался также широко сочинениями Аминты, одного из бематистов[52]
Александра Македонского, убеждает целый ряд наблюдений. Прежде всего на это указывает описание природы и населения Албании в стиле легенд о «золотом веке», в каком выдержаны описания гипербореев и других легендарных племен, ведущие «счастливый и справедливый» образа жизни.Страбон сам называет образ жизни албанов «киклоповским», то есть легендарным (XI, 4, 3). Он подробно рассказывает о том, что земля Албании, орошаемая лучше долин Евфрата и Нила, не требует обработки, все в ней произрастает само по себе и плоды лишь в незначительной части используются людьми, обладающими высоким ростом, красотой, простодушием и беззаботностью. Они не имеют гражданского устройства, лишены мер, весов и торгашеских наклонностей и обладают весьма миролюбивым нравом. В их земле водятся прекрасные животные, но также и ядовитые пресмыкающиеся. Албаны и их собаки весьма пристрастны к охоте. В этих рассказах немало параллелей к тому, что можно найти у Аминты в отношении каспийских коней и необычных мышей. Вероятно, из Аминты же заимствован передаваемый Плинием рассказ об албанских собаках необыкновенной силы, подаренных албанским царем Александру, презирающих медведей и поражающих львов и даже слонов.
К реальности Страбон возвращается лишь там, где на основании данных Теофана характеризует вооружение албан как подобное вооружению иберов. С албанами, так же как и с иберами, сражаются совместно горные и кочевнические племена, находящиеся с ними то во вражде, то в дружбе. Относительно общественного устройства албан Страбон, со слов Теофана, сообщает о двадцати шести албанских племенах (родах?), говорящих на различных наречиях и управляющихся отдельными царьками (старейшинами), подчинявшимися, однако, общему царю (племенному вождю).
Религию албанов Страбон характеризует на примере культов божеств плодородия, отождествляемых им с Солнцем, Зевсом и Луной; святилище этих божеств он указывает где-то в западных пределах Албании, у границ Иберии. Все, что он сообщает далее о жрецах этого святилища, являющихся, как и у скифов или иберов, после царей наиболее почитаемыми людьми, и об оракуле этого святилища, аналогичного, вероятно, оракулу анариаков, в особенности же об обычае годичной смены жрецов посредством их убийства, вполне соответствует тому, что известно о культе божеств плодородия у других древних народов, в частности у скифов.