Говоря о получасовых уроках в той же малолетней школе Фрелиха, Ушинский опять делает выводы для русского читателя. «Что же делать, если на каждом шагу я встречаю в моем педагогическом путешествии весьма полезные уроки и весьма печальное напоминание. Основной закон детской природы можно выразить так: дитя требует деятельности беспрестанно и утомляется не деятельностью, а ее однообразием и односторонностью. Заставьте ребенка сидеть — он очень скоро устанет, лежать — то же самое; идти он долго не может, не может долго ни говорить, ни петь, ни читать и менее всего думать: но он резвится и движется целый день, переменяет и перемешивает все эти деятельности и не устает ни на минуту; а крепкого детского сна достаточно, чтобы возобновить детские силы на будущий день. Педагог должен прежде всего учиться из природы и из замеченного явления детской жизни выводить правила для школы».
А одно из таких правил как раз то, что «детское внимание надобно воспитывать понемногу и нет ничего хуже, как надорвать его. Дитя, которое по физической невозможности внимательно следить долгое время за одним и тем же предметом приучится мало-помалу уже вовсе не следить за уроком и делать только внимательную мину, — такое дитя учить уже очень трудно. Если же урок весь состоит из толкования учителя, не призывающего детей к участию, — а у нас именно такие уроки и встречаются всего чаще, — то я считаю час времени nec plus ultra[12]
внимания не дитяти, а взрослого человека. Попробуйте, господа наставники, прослушать кого-нибудь целый час и потом передать, что вы слышали. Но если наставника не слушают, то зачем же он говорит?»Ушинский рассказывает об учебном плане начальной школы в Берне и о способе его выполнения. «Главных, основных идей в курсе немного; к ним беспрестанно возвращаются и с ними связывают вновь усвоенные, причем дитя приучается само к плодотворному развитию главной идеи. При таком преподавании голова учащегося не набивается, как мешок, фактами, плохо усвоенными, и идеями, плохо переваренными; но те и другие как бы вырастают органически из немногих зерен, глубоко посаженных в душу. Правда, этот органический рост души идет сначала очень медленно: но чем далее, тем быстрее, и чем прочнее заложен фундамент знаний и идей в душе ученика, тем большее и прочнейшее здание можно потом возвести на этом фундаменте. Но если такое учение можно сравнить с ростом сильного дерева, которое, с каждым годом приобретая новые ветви, вместе с тем утолщает и укрепляет свой корень, то ученье, которое прошли мы в наших гимназиях, можно уподобить пьяному вознице с дурно увязанной кладью: он все гонит вперед, не оглядываясь назад, и привозит домой пустую телегу, хвастаясь только тем, что сделал большую дорогу». Как справедливы эти замечания Ушинского!
В особое восхищение привело Ушинского педагогическое мастерство учительницы первого класса в Бернской начальной школе. «Этот класс весь так и ходит по мановению длинных пальцев высокой, сухой особы пожилых лет. Это великая мастерица своего дела: она играет на своем классе своими длинными, истинно педагогическими перстами как на послушном, хорошо настроенном инструменте. Я не знаю, любят ли или боятся ее больше дети: притопнет она ногою — класс притихнет; но стоит только ей позабыть где-нибудь на скамье свою костлявую руку, как дети поймают эту руку и жмут ее крепко и долго. Величайшее достоинство этой наставницы состоит именно в том, что она позволяет своему классу свободно бурлить и волноваться; но удерживает его всякий раз именно в тех пределах, которые нужны для успеха учения. Найти средину между распущенностью класса и его мертвой неподвижностью очень нелегко; но для того, чтобы удерживать постоянно класс в этой спасительной середине, нужен врожденный педагогический талант и много навыка». Два дня сряду Ушинский неотрывно наслаждался преподаванием этой учительницы, передав русским учителям многие из ее приемов в своих письмах.
Особенно много внимания уделил Ушинский вопросу о подготовке педагогов — вопросу, который в России был одним из самых больных и животрепещущих. В Швейцарии же было как раз благодаря своевременно принятым правильным мерам по подготовке педагогов много хорошо подготовленных народных учителей. Ушинский отмечал в своих письмах все, что заслуживало в этом отношении внимания русских учителей.
Заканчивая свои «Письма», он с тоскою восклицает: «Когда же мы увидим такие же характерные русские воспитательные заведения и во главе их такие же типические русские личности в высоко развитой, облагороженной форме, когда подобные личности будут развивать в воспитателях благороднейшие черты истинно русского характера, а воспитатели будут вызывать этот характер в молодых поколениях русского народа!»
Письма Ушинского о его педагогической поездке, несмотря на свою 80-летнюю давность, до сих пор еще не устарели. Многие из пожеланий Ушинского сохраняют и для нашей современности всю свою силу, всю свою актуальность.
«РОДНОЕ СЛОВО»