Великие рыбы

Она нахмурила переносицу, припоминая. Да, о том, где следует поклоняться Богу. На горе Гризим, как поклонялись они, самаряне. Или у горы Сион, в Иерусалиме, как эти иудеи.

– Отцы наши поклонялись на этой горе, – сказала она, – а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме.

Кажется, она уже это говорила. Или нет? Что случилось с ней в эту недолгую, как ей показалось, тишину? Когда она замолкла и увидела… Что увидела? Прошлое? Будущее? Свою скрюченную и измотанную душу?

Только это солнце. Только этот колодец. Этот тяжелый кувшин. И этого иудея – откуда только Он на ее голову взялся, с его горячими словами…

– Поверь Мне, что наступает время, – Он говорил медленно и спокойно, – когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу.

– А где? – Она усмехнулась. – Уж не у этого ли колодца?

– В духе и истине.

Густые брови ее чуть приподнялись.

– В духе и истине, – повторил Он. – Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.

Здесь должен был раздаться шум. Должна захрустеть трава под крепкими уставшими ногами. Должны раздаться голоса. Вначале издалека, потом все громче.

Так оно и случилось.

Это возвращались его ученики. Они шли из города, закупив еду. Хлеб, рыбу. Шли и разговаривали между собой, как разговаривают люди, выполнившие то, что было им поручено. Весело и спокойно.

Подойдя к колодцу, они замолчали.

Пришли ученики его и удивились, что Он разговаривал с женщиною.

Что тут удивительного? Женщина – и женщина. Да, самарянка. Это было необычно. Но они уже привыкли к необычному.

Однакож ни один не сказал… «о чем говоришь с нею»?

О чем Он говорил с ней, они узнают позже. От нее самой, когда станет христианкой. Пока же, быстро поклонившись, она поспешила в город.

Гидрия осталась возле колодца. Кто-то из учеников нечаянно задел ее, и вода растеклась по пыльной земле.

А самаряныня быстро шла, почти бежала в Сихем. Очень хотелось рассказать, и сестрам, и сыновьям, и подругам – всем. Женский язык ведь быстрее ветра. А вдруг этот иудей у колодца и впрямь Мессия? Спохватилась, что кувшин забыла, но это ничего. Есть дела поважнее кувшина и даже воды, прозрачной и вкусной. Смочила языком сухие губы и поспешила дальше. Главное, всех своих предупредить…

Во времена императора Нерона Виктор, ее сын, обратит в новую веру градоначальника Севастиана. И Виктор, и Севастиан будут арестованы. Начнется следствие, семью доставят под конвоем в Рим.

Около 66 года самаряныня Фотина вместе с семьей была предана казни. По приказу Нерона ее скинули в колодец.

Господин! Тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок…

Что было дальше, хорошо известно.

Через два года, в 68-м, умрет Нерон, бросившись на меч.

Еще через два года, в 70 году, римляне захватят Иерусалим и сожгут Храм, который только за шесть лет до этого будет окончательно построен. Более миллиона иудеев погибнут, остатки Храма будут до основания разрушены, Храмовая гора распахана.

Во втором веке император Адриан построит на месте Храма святилище Юпитера.

Сходная участь постигнет и гору Гризим. В том же 70 году римский отряд перебьет здесь одиннадцать тысяч восставших самарян.

Во втором веке император Адриан построит на месте самарянского храма святилище Юпитера.

Иерусалимский храм так и не возродится. Не возродится и храм на горе Гризим. Правда, в начале двенадцатого века крестоносцы соберут в Наблусе (так будет называться Сихем) церковный собор; на нем будет создан известный орден тамплиеров. Но через столетие крестоносцев изгонят из города арабы.

Самаряне – сегодня их осталось всего около восьмисот – будут продолжать молиться возле развалин своего храма.

Над источником Иакова будет построена православная церковь.

Но всего этого Фотина знать тогда не могла.

Может, только в момент своей смерти – когда будущее становится достовернее настоящего – она увидит и пылающий Иерусалим, и вороний грай над горой Гризим… И лицо Того, Кто попросил у нее в тот жаркий день воды… И многое, многое другое.