Великие шпионы

Даже симпатические чернила Джея не избавили Вудхалла от треволнений. Присутствие английских офицеров в соседних комнатах пансиона Андерхилла страшно нервировало его, и с Остином Роу он говорил исключительно шепотом, чтобы враг не подслушал через тонкие стены. Однажды, когда он сидел в своей комнатушке на чердаке и писал донесение симпатическими чернилами, у него за спиной распахнулась дверь. В ужасе он вскочил на ноги, опрокинув стол и разлив драгоценную жидкость, но обнаружил, что это всего лишь его сестра Мэри. Толмедж доложил об этом случае Вашингтону, бесстрастно объяснив, что временный перерыв в донесениях Вудхалла вызван «чрезмерным страхом и бурлением чувств, столь отразившимися на бедняге Калпере, что его здоровье после того было в едва ли удовлетворительном состоянии».

Понемногу, очень острожно кружок Калпера расширялся. Вудхалл передал свое задание — но не кличку Сэмюэль Калпер — своему зятю Амосу Андерхиллу, который мог собирать ценную информацию от постояльцев — английских офицеров. Уильям Робинсон, влиятельный нью-йоркский купец, которого считали лоялистом[13], передавал ему кое-какие сведения, а иногда сочинял письма в проанглийском стиле, из которых можно было кое-что почерпнуть о военных делах. Джозеф Лоуренс из Бейсайда, друг Робинсона, а также Калеба Брюстера, доставлял последнему сообщения о передвижениях вражеских войск на Лонг-Айленде.

Вудхалл сообразил, что его длительное отсутствие в Сетокете вызовет подозрения, поэтому он вернулся на Лонг-Айленд и всячески старался доказать свою преданность делу освобождения, собирая информацию в Нью-Йорке. У него нашелся помощник — выдержанный, уважаемый молодой купец, квакер из Ойс-тер-Бей по имени Роберт Таунсенд.

Поскольку торговые дела Таунсенда были сосредоточены в порту, он мог беспрепятственно наблюдать за движением английских кораблей.

На паях с Генри Оукменом он открыл бакалейную лавочку на Смит-стрит, 18, всего за квартал от пансиона. Это была разумная мера предосторожности. Частые визиты Остина Роу в пансион Андерхилла могли со временем возбудить подозрения, но в магазин «Оукмен и Таунсенд» курьер мог заходить хоть каждый день под предлогом, что закупает товары для соседей в Сетокете, доставляя депеши от Толмеджа и забирая сообщения от Сэмюэля Калпера-младшего.

Таунсенд неохотно взялся за новое дело, разрываясь между глубоким чувством вины и еще более укоренившимся чувством долга. Его прямолинейная квакерская совесть восставала против столь позорного занятия, но та же совесть не позволяла не сдержать обещания, данного Вудхаллу. Это был степенный, вдумчивый молодой человек, которому еще не исполнилось двадцати пяти, одетый просто, как подобало квакеру; коротко остриженные каштановые волосы он собирал на затылке в пучок. Черты его лица были скорее грубы, чем красивы: у него были большущий нос и выступающий подбородок, а глаза окаймлены темными кругами в результате бессонных ночей. Эти мягкие, задумчивые глаза не отличались холодной цепкостью, как у майора Андре, и не излучали фанатической убежденности, как у Натана Хейла. Улыбался он редко, но его застенчивую улыбку женщины считали неотразимой.

Остин Роу славился своим спокойным безразличием к опасности, его вялое бормотание сразу успокаивало любого вражеского часового. Его конные подвиги далеко превосходят то, что совершил Поль Ривир[14]; бесконечное число раз он вскачь преодолевал 110 миль между Сетокетом и Нью-Йорком по лесистой местности, кишевшей разбойниками и регулярно патрулировавшейся королевскими драгунами. Однажды его жена Кэтрин поинтересовалась, не было ли у него приключений по пути.

— Ничего существенного, дорогая, — небрежно ответил он. — Вот только пара дырок в шляпе.

Обычно он привязывал лошадь к столбу, входил в магазин «Оукмен и Таунсенд», покрытый пылью после долгой утренней скачки, и вручал Роберту Таунсенду письменное распоряжение Джона Болтона: «Прошу отпустить подателю сего полстопы писчей бумаги, как в прошлый раз». Таунсенд упаковывал и запечатывал покупку, Роу расплачивался и уходил. Как толь ко партнер Таунсенда отворачивался, тот выскальзывал в заднюю дверь и поспешно заходил в пансион, где ожидал Роу. Оба поднимались наверх, в своей комнате Таунсенд доставал из шкафа флакон симпатических чернил и пропитывал проявителем бумагу с заказом Джона Болтона, на которой проступали написанные между строк инструкции Толмеджа. Осторожно развернув кипу бумаги, Таунсенд доставал оттуда листок и писал на нем симпатическими чернилами ответы на вопросы Вашингтона. Отсчитав договоренное с Роу количество листов, он вкладывал на это место в стопу исписанный листок, который с виду казался чистым, и вновь запечатывал пачку. Роу клал бумагу вместе с другими покупками в седельную сумку и отправлялся в небезопасный обратный путь в Сетокет.